Выбрать главу

А может, не заглядывать далеко и, вопреки тенденции, посмотреть окрест себя?

Михаил Лавровский ради своих последних спектаклей из Москвы не уезжал. Он, кажется, вообще как хореограф покидал столицу раза два-три, не больше: когда в 1983 году возглавил Тбилисский академический театр оперы и балета имени Палиашвили; когда в 1987-м ставил в США мини-балет “Вторая сюита для флейты Баха”; в 1989-м — для осуществления в американском Атлант-театре “Вариации на тему любви Казановы”. Покидал, кстати сказать, несмотря на все завидные предложения того берега, на очень небольшой срок, потому что (и пусть здесь скажет он сам): “Не знаю, как у других, но у меня было сильное патриотическое чувство”1, “<...> считаю, что, несмотря на все плохие периоды, которые бывают в Большом, — падения, глупости руководства, интриги министерства и правительства, выше искусства, чем в Большом и Мариинском театре, нет нигде в мире. Поэтому я не остался в Америке”2.

И еще потому, что Михаил Лавровский уже слишком давно, чтобы что-то менять, выбрал другую форму маршрута (или побега ), о чем и поведал без малого тридцать лет назад: “Паганини как-то сказал: „Надо сильно чувствовать, чтобы другие чувствовали”. Этими словами я, наверное, и могу определить свою цель в искусстве. Это было для меня главным и тогда, когда я только начинал свой сценический путь артистом кордебалета в Большом театре, и тогда, когда стал солистом, выступив вместе с Раисой Стручковой во время гастрольной поездки в Лондон в „Золушке”, и сейчас, когда позади интересная, творчески насыщенная работа над такими образами, как Альберт в „Жизели”, Спартак, Виктор в „Ангаре””3.

Не будем вторгаться в рабочий мир мастера и уточнять, когда именно он решил поставить балеты “Нижинский”, “Матадор”, “Ричард III” (о которых речь пойдет ниже); какие страсти, сомнения предвосхищали процесс и ему сопутствовали. Все должно сказаться в тексте, вернее, на сцене.

“Фантазия на тему Казановы”, “Матадор” и “Нижинский” стали своего рода подарками юбиляра пришедшим его поздравить на его вечер в ГАБТе. Но если “Казанова” был уже хорошо известен зрителю, то последние два одноактных балета отнюдь нет: “Нижинский” показывался всего два раза на небольшую аудиторию, а “Матадор” вообще был премьерой.

Какой-нибудь умудренный театральный критик, взявший не одно интервью, посетивший не один конкурс, сказал бы, что Михаил Лавровский всегда оставался верен себе и своим художественным идеалам, сначала как танцовщик, потом — как хореограф. Ибо именно это принято говорить о таких, как Лавровский. Пройдемся и мы по тому же пути. Закончив в восьмидесятом году балетмейстерский факультет ГИТИСа, он “выпускается” с балетом “Мцыри” — удостоенным, кстати, на VI Международном фестивале ассоциации теле- и кинофильмов в Нью-Йорке первой премии, — где является и автором либретто, и создателем, и исполнителем главной роли. В восемьдесят первом он ставит телебалет “Прометей”, в восемьдесят третьем — джаз-балет “Блюз” на музыку и сюжет оперы Дж. Гершвина “Порги и Бесс”, в том же году пишет либретто и собирается осуществить пушкинскую “Метель”, мечтает воплотить в танце его “Выстрел” и “По ком звонит колокол” Хемингуэя; в восемьдесят девятом в Америке с успехом идет его “Казанова”, и он снимает фильм-балет “Фантазер” (видеоверсия уже прославившегося “Блюза”); в девяносто первом — “Откровения” на музыку В. Кикты, через два года — русская версия “Казановы” в ГАБТе, а сейчас — “Нижинский”, “Матадор”, “Ричард III”, написано либретто к “Королеве Марго” и есть замысел насчет “Отелло”. Одни названия спектаклей — уже символика! И почти за каждым стоит не менее символичное литературное произведение...