Единство разнородного — психологическая, мировоззренческая и эстетическая доминанта картины. Так, нисколько не отказываясь от своих привычных приемов раздражающего воздействия: от повторов, “затянутых” сцен, неестественных интонаций, звуковых помех, когда персонажи на первом плане вынуждены перекрикивать происходящее на втором, от “позорных” и неловких ситуаций, в которые попадают герои, от “ненужных” деталей и странных людей, чья своеобычность порой граничит с уродством, Муратова последовательно всякий раз разрешает диссонанс консонансом. Она не педалирует конфликтную несовместимость, но обнаруживает общее на каком-то другом, более глубоком уровне. Так, принцип соединения в кадре профессиональных и непрофессиональных исполнителей сводится у нее к тому, что даже суперпрофессионалов Муратова рассматривает как частный случай типажности. Просто у кого-то одна выразительная краска, а у кого-то сто, один обладает менее гибкой, другой — более гибкой психофизикой; один реагирует так, другой иначе. Муратову волнует не столько “характер”, который лепят актеры, сколько то, как они это делают; ее завораживает бесконечный протеизм Делиева, кружевная точность Демидовой, гениальная отзывчивость Руслановой. Актерский талант — не инструмент, а предмет увлеченного и пристального разглядывания, как частный случай, как проявление общечеловеческой природы.
И весь экранный мир “Настройщика”, где современные банки и супермаркеты соседствуют с изысканным антикварным мирком Анны Сергеевны, где на равных звучит речь сугубо правильная и гротескно неправильная, так что правильная кажется уже не нормой, а каким-то редко встречающимся диалектом; где красота кроется и в “синенькой полосочке” на рваной рубахе бомжихи, и в цитатно-архетипических позах Р. Литвиновой, похожей сразу на всех блондинок мирового кино; где пространства подчеркнуто кинематографические — кинобудка или чердак Андрея и Лины с завораживающей игрой света и тени от вращающейся решетчатой конструкции, подвешенной к потолку, соседствуют с декорациями почти театральными — квартира Анны Сергеевны или вилла Любы; где все натуралистично и в то же время — условно, все — реально и все — искусство; где фабула противоречит сюжету, а бойкий жанр — прихотливо затянутой манере повествования; где нас бесконечно долго водят за нос, заставляя ожидать кровавой развязки, и дарят наконец развязку почти идиллическую, — результат совершенно особой перенастройки индивидуальной муратовской оптики, позволяющей увидеть единство там, где, казалось бы, могут существовать лишь разделение и вражда.
Жизнь здесь — уже не просто торжество “натуры”, одерживающей победу над фальшивыми и смешными условностями. В “Настройщике” жизнь, ее чудо и возможность ее продолжения — в бесконечном разнообразии и нерасторжимой связи всего со всем. Редкому художнику дано в каждой новой работе вот так вот радикально менять “точку сборки”. Но это, думается, и есть главный муратовский рецепт “примирения с миром”.
1 Краткий отклик на этот фильм Киры Муратовой можно прочесть в «Кинообозрении Игоря Манцова» («Новый мир», 2005, № 2). ( Примеч. ред. )
WWW-ОБОЗРЕНИЕ СЕРГЕЯ КОСТЫРКО
лирическое, отчасти информационно-аналитическое — про сетевую эссеистику и про интернет-журнал “В моей жизни”
Дмитрий Кузьмин подтвердил свою квалификацию сетевика, сделав жест точный и своевременный, — он открыл на “Вавилоне” журнал литературной эссеистики “В моей жизни” <http://www.vavilon.ru/inmylife/all_issues.html>. Из всех литературных жанров эссе — единственный, который в Сети дома (роман, повесть и даже рассказ или стихотворение выглядят здесь книгой/публикацией в инкубационном периоде).