А. А. Искандеров. Два взгляда на историю. — “Вопросы истории”, 2005, № 4.
Отличная статья главного редактора самоотверженного издания, сидящего “между нами” (в смысле: мы, “Новый мир”, — на втором и четвертом этаже, а они — посередке) в единственном здании, оставшемся от взорванного большевиками Страстного монастыря — в Малом Путинковском переулке. Когда я диктую по междугороднему телефону наш адрес, так вечно надрываюсь: “Пу-тин-ковский! От слова „Путин””.
А взгляды, сиречь две философии или теории истории, — материалистический и идеалистический. Последовательно, с именами (заканчивается Вернадским!), борьбой идей, диагнозами и прогнозами. “Возможно, когда-нибудь человек сможет почувствовать воздействие космического разума на земные процессы, в том числе на ход исторического развития”.
Александр Карасев. Чеченские рассказы. — “Дружба народов”, 2005, № 4.
Хорошие, но в том-то и дело, что не “чеченские”. Про человеков тут, понимаете ли, рассказывается. Не в Чечне дело, точнее, не в ней одной.
См. рассказы Александра Карасева в № 3 “Нового мира” за этот год.
Лазарь Лазарев. В преддверии знаменательной даты. — “Знамя”, 2005, № 3.
Понятно, о какой дате пишет фронтовик, главный редактор “Вопросов литературы”.
“…В последние годы уже редко вспоминают эту прежде распространенную формулу особого внимания к инвалидам и участникам „ВОВ” (неуклюжее это „ВОВ” — в целях экономии печатных знаков — в ходу). А ведь она четверть века неизменно встречала нас в парикмахерских, прачечных, вокзалах, магазинах”.
Помню, я в детстве очень боялся этой “ВОВ”, на которую натыкался, читая всякие магазинные прайсы, пока бабушка наливала подсолнечное масло из засаленного автомата — в центре арбатской булочной.
“…В этих заметках речь шла о прошлом и о настоящем, которое, к сожалению, все еще часто оглядывается на то прошлое, которое не может, не должно служить ему примером. Шла речь о том, какой дорогой ценой было заплачено за победу в действительно великой народной войне. И о том, с каким трудом правда об этой цене пробивалась через официальные заградительные барьеры, преодолевая утвержденные государственными структурами и пропагандой мифы. И о том, как плохо хранится память о тех, кто лежит в братских могилах и занесенных землей траншеях и окопах на бескрайних полях сражений. И о том, как нелегко складывалась после войны жизнь у тех, кто вернулся с нее живым, но очень часто искалеченным пулями и осколками, как нынче они доживают свой близящийся к концу век. И о чиновничьем бездушии и тупосердии. И о дефиците здравого смысла и человечности”. Этим Лазарев завершил свою — почти — “книгу в журнале”. Советую прочитать.
Болеслав Лесьмян. Душа в небесах. С польского. Перевод Анатолия Гелескула. — “Дружба народов”, 2005, № 4.
Этот поляк, которому Юлиан Тувим при встрече целовал руку, был забыт, умер в 1937-м, не увидев, как жену и дочь угоняли в Маутхаузен. Судьба его удивительна, его переводили лучшие наши поэты, последний раз издали у нас в 1971-м. Сейчас он в Польше знаменит — “вошел в учебник”.
“Предлагаемая подборка, — пишет Гелескул, — затрагивает лишь одну из его мелодий — правда, возникшую еще в ранних стихах и окрепшую в поздних. Лесьмяна нередко называли „поэтом мертвых”. Многое в его стихах происходит на том свете. Но, создавая свою мифологию смерти, он находит для потустороннего мира почти житейское название — „чужбина”. Загробный мир Лесьмяна — это как бы жизнь в обратной перспективе: мертвые еще присутствуют в мире, только начинают умирать — и умирают по мере того, как тускнеют в памяти живых. Для Лесьмяна мысль о том, что нет настолько любимого человека, без которого жить невозможно, страшней, чем сознание смерти. Это и есть та пропасть, что отделяет его от декадентов, уютно смакующих нашу бренность, обреченность и прочие затасканные борзописцами страхи…”
За глухой бурьян
Помолись в дуброве,
И за смерть от ран,
И за реки крови.
За ярмо судьбы
И мольбу о чаше.
И за все мольбы.
И за слезы наши.
Самуил Лурье. Архипелаг гуляк. — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2005, № 3 <http://www.zvezda.ru>.
Как всегда, блестящая эссеистика: на сей раз о городских садах СПб. Что же до каламбурно-реминисцентного названия, то вспомнил я, что была и одноименная песня у Александра Башлачева. Правда, ни текста, ни аудиозаписи, насколько знаю, не сохранилось.