Выбрать главу

Но не мы тогда поехали, не мы! Помнится, мы немного повозмущались тем, что выбрали не нас, что нас попросту откинули в сторону, и... забыли, конечно, быстренько о своем возмущении, ибо веселый и бесшабашный “Наш дом” — хоть и стал лауреатом — приучался все наносимые ему синяки и обиды считать своими заслугами. Товстоногов был имя . А мы кто?.. Гога оттеснил нас по праву сильного, именитого, маститого... Он влез в фестиваль вне конкурса, а сливки собрал. И знал заранее, что соберет, потому нас и отсматривал. За руку не схватишь, но этический проступок всемогущего Гоги тут очевиден. Эти раны не заживают, травмы неизлечимы. Ибо по сей день я убежден: кабы “Наш дом” получил в тот момент хотя бы чуть-чуть более официальной поддержки (а поездка во Францию считалась престижной), может быть, дальнейшее разрушение не произошло бы. Или хотя бы было оттянуто. А там, чем черт не шутит, все могло обернуться и по-другому... И из студии нашей все-таки возник бы еще один московский театр! Но, как ни крути, именно Товстоногов — с его авторитетом и именем — пересек нам тогда дорогу, приложил руку где-то там, наверху, чтобы поехали не мы, а “Зримая песня”.

Итак, год 1970-й. Шестидесятничеству каюк. “Наш дом” закрыт. Я выкинут на улицу. Ноль без палочки. Но кожа уже дубленая. Учись переносить удары судьбы, “гадкий утенок советского театра”, “ванька-встанька еврейского происхождения”. Именно так называли меня друзья, самые близкие мне люди.

Безработица угнетала меня. Во-первых, психологически я не был готов к тому, что еще вчера у меня были репетиции, а сегодня нет и завтра не будет. Телефон предательски замолчал. К тому же хроническое безденежье не способствовало хорошему настроению.

Надо было срочно что-то предпринимать. На штатную работу в редакции не брали, а на гонорары от публикаций под псевдонимами не проживешь. Режиссерская работа в театре невозможна — не тарифицирован и клеймо антисоветчика. Единственное, что подкармливало, но не кормило, — выступления в “устных журналах” в разных НИИ на праздничных вечерах (инерция славы “Нашего дома”) с чтением собственных пародий и юмористических рассказов. На руках маленький ребенок, мама на пенсии...

Пошел в Литературный музей, оформили экскурсоводом — все-таки я имел диплом филолога. Но договорились так: экскурсии вести не буду, а буду организовывать раз в неделю так называемые театрализованные литературные вечера, посвященные творчеству того или иного классика. Это была скрытая возможность создания нового Театра!

Дирекция Литературного музея — люди интеллигентные! — пошла мне навстречу, ибо была заинтересована в посетителях, а я назло всяким ягодкиным под видом литературно-театральных вечеров приступил к новым постановкам.

“Рождение человека” (Горький — Платонов — Зощенко), “Путь поэта” (Сергей Есенин), “Доктор Чехов”, “Казнь Тропмана” (И. С. Тургенев) — эти спектакли мы играли с большим успехом, собирая театральную Москву. К остаткам “Нашего дома” (А. Филиппенко, А. Торшин, Н. Лакомова, Л. Долгопольская) удалось присоединить К. Желдина из Театра на Таганке и других талантливых актеров — этому ансамблю я бесконечно благодарен за бескорыстное сотрудничество в мои тяжелейшие годы. На очереди стояло два спектакля — “Бедная Лиза” Н. М. Карамзина и “Холстомер” Л. Н. Толстого...

А тут лето, как говорится, не сезон. Денег в доме нет, надо бы подыскать какую-нибудь приличную “халтуру”. Предложение возникло само, и очень удачное. Позвонил известный эстрадный артист Лев Горелик из Саратова:

— Ты что делаешь?.. Поехали со мной на гастроли, там поставишь мне несколько номеров для новой программы.

— Куда ехать?.. Где гастроли? — радостно спросил я.

— Кисловодск — Пятигорск — Минеральные Воды... Потом Сочи, Пицунда...

Он мог не продолжать. В моем положении это было счастьем.

— Заодно и отдохнешь, — произнес добросердечный Лева.