Написанное рукой Толстого “мiръ” задолго до Виктора Чумакова смутило автора комментария к роману в 90-томном Собрании сочинений, где допускается предположение, что Толстой вводил в название “слово „мiр” как понятие — все люди, весь народ”. Несостоятельность такого вывода давно показал Б. Эйхенбаум, обнаруживший, что рукой Толстого много раз было написано в заглавии романа “мир”. “Так что же убедительнее: единственная описка в деловом документе или 15 раз верно написанное слово в письмах, где речь идет именно о сочинениях?” (“Русская литература”, 1959, № 4, стр. 222).
Итак, — по пословице “слышал звон, да не знает, где он” — туманные сведения об одной опечатке и об одной описке питают и “подогревают” модную “версию”, популярности которой способствует современное стремление пересматривать всё и вся. Как же воспрепятствовать распространению этой “версии”?
Хочу в заключение коснуться некоторых предположений о том, как возникло у Толстого название его романа, высказывавшихся теми, кто понимает значение слова “мир” “по-старому”.
В книге С. Г. Бочарова “Роман Толстого „Война и мир”” (М., 1987) на странице 146 есть такая сноска: “Заглавие будущей книги Толстого было как будто предугадано в словах пушкинского летописца:
„Описывай, не мудрствуя лукаво,
Всё то, чему свидетель в жизни будешь:
Войну и мир, управу государей,
Угодников святые чудеса”...”
Интересное предположение высказал Исайя Берлин, сообщая в эссе “Ёж и лисица. Об исторических взглядах Л. Н. Толстого” о посещении Толстым Прудона в 1861 году: “Более чем вероятно, что он заимствовал название своего романа у Прудона, „Война и мир” которого была опубликована в том же году” (“Вопросы литературы”, 2001, № 4, стр. 176—177). И еще одно упоминание о том же: “Толстой посетил Прудона в Брюсселе в 1861 году, когда последний опубликовал свою книгу „La guerre et la paix” [„Война и мир”], которая три года спустя была переведена на русский язык” (“Вопросы литературы”, 2001, № 5, стр. 81, сноска). Не соглашаясь с мнением Б. Эйхенбаума о влиянии Прудона на роман Толстого, автор эссе говорит, что “найти что-то сугубо прудонистское в „Войне и мире” Толстого, за исключением названия, весьма затруднительно” (там же).
Н. А. Еськова, кандидат филологических наук,
ведущий научный сотрудник Института русского языка
им. В. В. Виноградова РАН.
От редакции. “Новый мир” не занимался намеренной пропагандой “популярной”, но неверной “версии”, справедливо опровергнутой в настоящем письме. Более того, редакции была известна правильная версия, а неточности, указанные выше, допущены по досадному недосмотру. За что приносим извинения нашим читателям. А также благодарим лингвиста Наталию Александровну Еськову за справедливые замечания.
Книги
Януш Вишневский. Одиночество в сети. Роман. Перевод с польского Л. Цывьяна. СПб., “Азбука-классика”, 2005, 480 стр., 10 000 экз.
Роман популярного польского писателя (по совместительству ученого-биолога, живущего во Франкфурте-на-Майне) — история виртуальной любви, ставшей реальностью.
Юрий Волков. Эдип царь. Роман. М., “Терафим”, 623 стр., 1000 экз.
Попытка романа-мифа. Повествование организуют два параллельно развивающихся самостоятельных сюжета. В одном — сцены из жизни женщины, матери-одиночки Зои, живущей в пятидесятые годы ХХ века в южнорусском портовом городе. Автор старается насытить эти сцены плотно прописанным бытом провинциальной жизни 50-х, уже как бы полуэкзотическим сегодня, и одновременно выделить некую метафизическую составную маеты одинокой женщины. Главы о Зое перемежаются главами об Эдипе, в которых медленно, не по античному канону, а по законам европейского исторического романа, разворачивается знаменитый сюжет. Реконструкция исторических картин жизни античной Греции в этих главах плохо сочетается с ориентацией на мифологическое повествование, заявленной сценами с появлениями божественных сил. Активно взаимодействовать оба потока начинают ближе к середине книги, когда в античном романе на первый план, отодвинув Эдипа, выходит Иокаста и драматическое напряжение ее судьбы отбрасывает отсветы на ситуацию Зои. В финале появляется образ некоего “вневременного времени” и “внепространственного пространства”, являющихся центром времени и пространства Вселенной, где бредут из ниоткуда в никуда несколько персонажей, в которых угадываются черты Зои —Иокасты, Эдипа, Лая и т. д. К сожалению, литературная условность персонажей романа, приблизительность в описаниях их психологии, громоздкость сюжетных линий и очень слабые изобразительные возможности языка оставляют этот текст на уровне некой художественной декларации, не более того.