Он прервал меня:
— Все ясно. Все хорошо. Когда вы можете приехать в Ленинград на читку худсовету?
О, естественно, я мог приехать в любой момент, когда меня вызовут!..
Но тут выяснилось, что с вызовом меня и Ряшенцева в Ленинград придется подождать. Заговорщицким тоном, таинственно, Георгий Александрович сообщил мне, что... уходит из театра.
Гром среди ясного неба! Молния — шаровая! — ввалившаяся в номер люкс!.. Как?! Почему?! Что такое?! Ах, как же я был наивен тогда, ничего не понимал! Я не понимал, что Георгий Александрович ведет игру с ЦК и со своим обкомом — после летних скандальных гастролей БДТ в Москве на него обрушился в “Правде” товарищ Зубков, пресловутый Зубков, который в свое время и “Наш дом” в “Огоньке” обрушивал, — и вот теперь — нате!
Я чуть не задохнулся от обиды на свою судьбу: неужели, когда и предложение получено, и пьеса написана, и даже нравится, неужели сейчас все лопнет?!
— В настоящее время я вообще не хожу в театр, — сообщил мне Георгий Александрович.
— А как же спектакли?.. Идут?..
— Идут, — спокойно сказал Гога.
— И ничего нового не репетируется?
— Ничего.
— И сколько это будет продолжаться?
— Не знаю, — сказал Георгий Александрович и загадочно улыбнулся. — Хоть вечность...
Лично меня такой ответ не устраивал. Я чувствовал какой-то подвох в этом деле, не осознавал ситуации в полной мере.
— Значит, в этом сезоне... невоз...можно?..
— Бойкот. До тех пор, — сказал Гога, — пока они меня не позовут.
Ах вот оно что!.. Вот какой расчет!..
— Или — пока не извинятся!
Итак, вся его “борьба” заключалась в чисто либеральных играх с властями: он делал вид обиженного и ждал, когда его погладят по головке. Он “отказывается” приходить в театр, приходить на работу, чтобы вся театральная общественность знала, видела, как он оскорблен, как обижен... Большое искусство руководства театром! Главное тут — не перебрать, не заиграться, суметь сбалансировать между действительным демонстративным уходом и псевдоуходом. Который дразнит власть, но не доводит конфликт до завершения. Тактика и стратегия советских мастеров!
Вот Эфрос попробовал было написать заявление об уходе из Театра им. Ленинского комсомола, а это заявление р-р-раз! — и подписали. Перебор. Все думали, видно, что это заявление посчитают протестом (да и сам он так считал!), а они взяли и в момент подписали!..
И Эфрос остался без своего театра!.. Так у нас делается. Гога — опытный зверь. Он играет, но не заигрывается. Он умеет остановиться вовремя или резко уйти в сторону. Когда в 60-е ему запрещали “Диона” Л. Зорина, обком применил такой прием: Гогу вызвали “на ковер” и сказали — “на ваше усмотрение”. Гога заметался и сам снял спектакль. И вот сейчас...
— А... когда? — спросил я. — Все-таки... когда?
Видимо, вид у меня был очень уж жалкий. Надо отдать должное Георгию Александровичу. Он сжалился надо мной и таинственно шепнул:
— Да не расстраивайтесь, Марк... Я думаю, в декабре приступите!..
Итак, он все знал!.. Он и со мной играл до этой фразы. И хотя я не понимал — почему он и со мной играет (ах, да я ведь москвич и тоже какая-никакая “театральная общественность”, буду рассказывать всем о его героизме: “Представляешь, Гога объявил им бойкот!.. Ай да Гога!..”), я был тем не менее бесконечно благодарен ему и за этот намек: все, значит, будет в порядке, постановка, черт побери, все-таки состоится! Ура!..
Ну что ж, ждать так ждать.
— Георгий Александрович, вам, конечно, виднее, как и что делать... Но — вдруг не извинятся, вдруг не позовут?
Это я прямым текстом спросил. И добавил:
— Ведь, в конце концов, могут и формально придраться: главный режиссер не приходит на работу. Что за это полагается? Уволить его за прогулы!
Георгий Александрович усмехнулся:
— Не уволят. У меня бюллетень, Марк... Только вы уж, пожалуйста, никому об этом не говорите!
Вот и все. Борец признался, что у него проблемы со здоровьем. Как грубо говорили у нас во дворе: “Больной-больной, а хрен стальной!” — прекрасный урок. Я в восхищении. Да, это не какой-то интеллигентский хлюпик... У этого кость шире, кожа толще. Недаром про него мне кто-то рассказывал: когда Георгий Александрович только пришел в БДТ главным и хотел сразу уволить шестьдесят процентов труппы, и труппа, естественно, об этом узнала и зашевелилась и уже зарядила авторучки для анонимок в обком, Гога спокойно встал на собрании и железным тоном произнес: