Напротив — “ходившее по свету, евшее и пившее”, “гниющее, кишащее червями” (о, эти смертоносные шипящие “ша” и “ща” в толстовской лексике!) “пухлое тело” князя — последний приют смердящей на весь мир пустоты, гадкий тлен, который “никому уж давно был не нужен”! В народном сознании “польза” есть священный критерий истинно высокой нравственности.
— Сколько человеку земли нужно? — вопрос Толстого.
— Человеку принадлежит вся Вселенная. Мертвяку — три аршина всего, — ответ Толстого.
“Мертвые, хоронящие мертвых” — обратим внимание на этот всесокрушающий сарказм великого гуманиста. Там, у зарезанного Холстомера, — некий мужик-труженик, здесь, у трупа Серпуховского, — такие же, как он сам, трупы... И даже уже не “живые”!
Притча завершается могучим художественным ударом писателя-титана, чья сокровенная идея макрокосмического торжества Добра над Злом морализаторски воплощается в обыкновенной реалии — поляризованном изображении двух смертей.
Вот он, наш финал!.. Вот!..
Тихое начало — тихий конец.
А спектакль — между ними, как сама жизнь...
В урочный час
Меламед Игорь Сунерович родился в 1961 году. Окончил Литературный институт им. А. М. Горького. Автор двух лирических сборников — “Бессонница” (1994) и “В черном раю” (1998; помимо стихов в сборник включены переводы и статьи о русской поэзии). Живет в Москве.
* *
*
Все навсегда похоронено
и не воскреснет вовек.
Только небесная родина
есть у тебя, человек.
И превратилось в проклятие,
в камень незримых могил
все, что, сжимая в объятии,
ты в этой жизни любил.
* *
*
На львовском базаре помешанный старый скрипач
играет на скрипке, и смех вызывая, и плач.
На призрачной скрипке какой-то беззвучный мотив
старик исполняет, на мальчика взор обратив.
В округе скрипач безобидным слывет дурачком:
никто здесь не помнит со скрипкой его и смычком.
Он вскоре исчезнет, но лет через сорок опять
на скрипке таинственной мальчику будет играть.
А в мире, куда он вернулся из детского сна,
нет музыки больше, и скрипка его не нужна.
Но он не уходит: теперь ему мир нипочем,
и чем-то незримым все водит над левым плечом.
* *
*
Здесь пьют ночами алкоголики
и бьют бутылки о скамьи.
А утром дети, сев за столики,
играют в крестики и нолики,
в морские тихие бои.
И Сеня с Ваней в шашки режутся,
а Беня с Моней — в дурака.
И мотыльки на клумбах нежатся,
но не сорвать уже цветка:
былое только чудно брезжится,
а жизнь дика и коротка.
Затихло в парке птичье пение
и хризантемы отцвели.
И смерть и с Ванею, и с Бенею
в кресты сыграла и в нули.
Но ангел скорби и гармонии,
покинув темный небосвод,
над Ваней, Сенею и Монею
в пустынном парке слезы льет.
И вестник света и спасения,
незримо берегущий нас,
суровый ангел воскресения
за Ваней, Бенею и Сенею
сюда слетит в урочный час.