Псалом
Ветер воет, проносясь над шатром,
и вокруг меня колышется мрак.
Был когда-то я могучим царем,
но свирепый сокрушил меня враг.
В черном воздухе ищу Твою длань,
и душа моя всю ночь напролет
порывается к Тебе, словно лань
на желанные источники вод.
А засну — так чем блаженнее сны,
тем кошмарней ненавистная явь.
И бездонней не сыскать глубины,
из которой я взываю: избавь!
Возврати мне прежний царственный вид
и по слову Твоему оживи!..
Так терзается несчастный Давид
от пронзительной Господней любви.
* *
*
В бездушной вечности, увы,
мы все уже смежили веки.
Вы, современники, и вы,
рожденные в грядущем веке,
для вечности давно мертвы,
как ионические греки.
Душа, разбился твой сосуд,
забудь о бренном человеке,
и пусть, как встарь, тебя несут
мифологические реки
в подземный плен, на Страшный суд,
в огонь, не гаснущий вовеки,
в сиянье, где тебя спасут.
Сказать до свидания
Кочергин Илья Николаевич родился в 1970 году. Закончил Литературный институт им. А. М. Горького. Лауреат премий журналов “Новый мир” и “Знамя”. Живет в Москве.
Ляля прижимала нос к стеклу, и было заметно, что она иногда с трудом
удерживается от того, чтобы не лизнуть прохладную, гладкую поверхность. Таня наблюдала за этим молча. Наверное, не стоило ей лишний раз делать преждевременное замечание. Девочка в дороге вела себя по-новому, взросло и рассудительно.
За окном мимо них проезжали плоские болота, березовые леса, бурые путейские избушки, сложенные из шпал. Ляля видела их очень отчетливо, так ясно и ярко, как бывает только в детстве. А для Тани все это было бегущими размытыми мазками — она держала очки в руке, глаза отдыхали. Иногда попадался переезд с парой домиков, колодцами, шлагбаумами, коровами.
— У папы Ласточка белая с коричневыми пятнами, я знаю. А Алтай уже начался?
— Нет, — в который раз за эти три дня ответила Таня.
— А тут что?
— Это просто Сибирь.
— Сибирь.
Потом настал четвертый день, который они провели уже в автобусах. В Горно-Алтайске, где нужно было делать пересадку, Алтай уже начался, и Ляля поняла это сама, потому что появились горы. Папы все равно не было.
Тане стало жалко девочку.
— Просто Алтай ведь очень большой. Во много-много раз больше Москвы. А папа живет в самом дальнем конце Алтая. Ты ведь помнишь, что после автобуса мы еще будем ехать на грузовой машине, пока не доберемся до него?
Они вылезли вечером из автобуса там, где река Бия вытекала из большого озера. Сверились с планом, который нарисовал Андрей в письме, и пошли вдоль домов и вдоль озера по белой, удивительно пыльной дороге, останавливаясь на обочине, когда мимо проезжала машина, и пережидая, пока уляжется пыль. Таня несла рюкзак и еще катила сумку на колесиках. В автобусе сильно пахло бензином, и теперь на свежем воздухе она старалась продышаться.
Ей было тяжело, а поселок оказался такой длинный, но наконец они увидели дом Санько.
Таня думала, что друзья сына будут примерно его возраста. А Сергей Санько оказался чуть моложе Тани — лет под пятьдесят. Дерганый, добрый и смешной богатырь со свернутым на сторону носом, раскатистым смехом. Огромные руки, без единого седого волоска бородища. Почему-то хотелось его защитить.
Тихая, маленькая по сравнению с ним жена Оксана, двое детей. Гостей усадили на кухне, сразу налили чая и сказали подождать, пока пожарят рыбу к ужину.
Ляля выдержала пять минут сидения за столом, а потом спросила разрешения и убежала играть с Сережей-маленьким, ее ровесником.
— Не бойся, Татьяна, они за ограду не выйдут. Сережка знает. — Оксана Санько поставила на плиту сковородку.
— Вы знаете, мне как-то так неловко вас беспокоить. Свалились как снег…
— А вы нас и не побеспокоите. У нас же всю дорогу гости. Главное — доехали. Отдыхайте теперь. В дороге-то тяжело. А Андрюха нас предупреждал: мол, мама подъедет с дочкой.