— Вон папа едет. Папа, папа!
— Ага, он. Навстречу вам выехал. Во ведь, глазастая девчонка!
Теперь и Таня увидела Андрюшу на коне. Когда он подскакал, машина остановилась, и Андрей отдал коня спрыгнувшему из кузова огромному рыжебородому Жене, а сам залез к ним в кабину, обнял их, взял Лялю на колени.
— Я вас уже четвертый день здесь караулю. В Улаан-Бажи у Михалыча сижу. Тут рядом, недалеко уже. Сегодня решил проехаться навстречу немного. Устали?
Таня почувствовала, что устала. Но теперь уже не нужно было ни о чем думать. Просто потерпеть еще немного.
Как он сейчас на Колю похож! Возбужденный такой, и улыбка эта. Господи, неужели доехали наконец?
— Я коней привел. Сегодня, если успеем, дома будем. Если вода в реке невысокая.
— А что, она бывает высокая? — Таня все глядела в его лицо, какое-то изменившееся, загорелое. Он выглядел свежим, здоровым. Она немного успокоилась.
— Ну, видишь, дожди прошли. Да и в гольцах тает сейчас.
Девчонка вцепилась ему в шею и не отпускала. Андрей приглаживал ей темной рукой прядки на лбу. И похоже было, не знал, что сказать, просто улыбался.
— А почему ты под ноль пострижен?
— От клещей, мам, так удобнее. А то сейчас их прoпасть в тайге. Самый сезон.
На стоянке в Улаан-Бажи, пока мужики сгружали с машины продукты и бочки с соляркой, бабушка-алтайка отвела Таню и Лялю к себе в аил и покормила вареной бараниной. В аиле было прохладно, под крышей в дыму коптились кожи.
— Дорога — тяжело. Ок-ко, си-ильно тяжело. Кушай мясо хорошо. Еще вам атларда … на лошадь ехать потом.
На высоких нарах сидел, болтая ногами, маленький, сухой дедушка, в шапке, с уздечкой в руке, и изучающе смотрел на Таню. Потом вдруг громко спросил:
— Инженер?
— Я? Да, можно сказать, инженер. Я работала…
— Образование есь?
— Не слушай его, дочка. — Бабка махнула рукой. — Дурак, укпес глухой, не знает, что говорит. Все одно не слышит. Чай пейте.
Выехали только часов в пять вечера. Андрей разложил их вещи в седельные сумки, взвалил на одну из лошадей четыре связанные канистры с соляркой. Сверху посадил Лялю.
Тане досталась непонятного окраса темная лошадь по кличке Калтырь. На седло была брошена старая телогрейка, сбоку приторочена авоська, в которой изредка шевелилась кошка. Таню подсадили, она перекинула ногу и неуверенно замерла. Ей стало ясно, что двадцать пять километров не проехать в этом шатком седле, она свалится где-нибудь по дороге. Но было как-то все равно. Она как будто смотрела на это со стороны, даже немного сверху. Таня улыбнулась. “Непринужденная веселость с доброй улыбкой на лице не покидала ее в самые тяжелые минуты первых годов нашего исключительного существования”.
— Вам удобно сидеть? — спросил вдруг откуда-то снизу лесник Женя и подал ей поводья. Он ехал с ними в Актал, а второй лесник с директором, обеспечив кордон припасами, отправлялись с машиной назад.
— Да, все хорошо. А если он понесет? Что я должна?.. — Она не знала, что делать с поводьями.
— Не понесет. Это же Калтырь. — Женя рассмеялся, обнажив ряд золотых зубов.
— Ну а если все-таки такое случится?
Женя внимательно посмотрел на Таню.
— Тогда вынимайте ноги из стремян.
— Значит, нужно вынуть ноги из стремян. И все?
— Да. Только вы не бойтесь, он точно ничего такого не будет делать.
Андрей пошел пешком впереди, ведя в поводу коня с Лялей в седле, постоянно оглядываясь. Калтырь без всякого понукания тронулся следом. Женя приглядывал сзади.
“Господи, еду на лошади”, — подумала Таня. Она потянулась за очечником, чтобы поглядеть вокруг, но потом решила не рисковать. Слева склон уходил круто вверх, а направо она старалась не глядеть — тропа обрывалась, верхушки елей были вровень со всадниками. Внизу блестело озерцо.
Ляля, едущая впереди на желтой маленькой лошади, похоже, чувствовала себя прекрасно, болтала без умолку, рассказывая папе новости. Андрей постоянно останавливался, подходил к ней и поправлял съехавшие канистры. Один раз эта лошадь вдруг скакнула влево с тропы, споткнулась о камень и неуверенно замерла. Андрей обернулся: