У них были разные подходы к родам. Михална ругалась чуть ли не матом, кричала на рожениц, хамила по-черному. Но не из-за усталости от тяжелой работы и не оттого, что мало денег получала, а просто в силу традиции. Так ее унижали, когда она рожала своих детей, значит, так нужно, это вроде обряда, ты не первая и не последняя и знай подчиняйся тому, чему быть и не миновать. Если роженица о чем-то спрашивала, Михална бросала коротко:
— На глупые вопросы не отвечаю.
Но при этом она делала все правильно, и лучше ее помощницы было не сыскать.
Одно только слово Михална произносила тихим голосом, это когда требовала, чтоб роженица тужилась. Она просила: давай! Давай-давай! Но если не “давали”, то могла в конце концов крикнуть:
— Плохо даешь!
Ах, зачем же враз все родили! Так трудно Лизе одной со всем справиться! Михална часто говорила в момент простоя: нынче не рожают, нынче все аннулируют… Но вот рожают! Как успеть во все стороны!
Дочка у глухонемой плачет ПОЗЫВНЫМИ: э-эй, сюда, ко мне (не заливается, как другие). А Таня перенесла такие боли, что у нее лицо стало добрее.
И тогда Лиза поняла: она не уверена, что не перепутала в спешке детей!
Лишь года через три она встретила на улице Розу с сыном-блондином. Рука мальчика была в брызгах родинок, как у Тани.
И тогда Лиза поспешила домой, ушла в огород — гуси Михалны ее узнали и загоготали, как всегда, когда видели ее. Лиза оглянулась — нет ли поблизости соседки слева — Клавдии Максихи… Потом она долго била себя по рукам. Плакала так, что вымок воротник кофточки. Пришла домой, надела ночнушку и легла. Дома плакать нельзя — за стеной могут услышать. Заснуть немыслимо. Это все Матвей виноват, Матвей, Матвей! Она из-за него перепутала детей. Господи, ну при чем тут Матвей…
К утру не осталось ни одной косточки, которая бы не болела. Но все же задремала.
Ей приснилось, что перепутанные мальчики превратились в гусей и щипали ее. Проснулась с холодными от слез щеками.
Если б в городе, то… А здесь все на виду: жизнь и казнь. Сколько еще это продлится — год или два? А потом начнется… Если бы только разговоры!
И вот через семь лет Роза с удивлением рассказывала всем про своего сына: нарисовал трех кошек — черную, рыжую и белую. Что это, Рустамчик? Ну, неужели непонятно, что это ночь, утро и день! Так ответил мальчик. Такой талант, повторяла Роза, гордясь своим чудо-блондином…
Однажды в июле сосед Максим прибежал, пьяный, к Лизе в огород — в одних трусах. Видимо, в этот миг казался себе неотразимым: смотрите все, как я прекрасно сложен! Он-то и сказал, что Таня и Роза пытаются выяснить, кто есть кто, во всяком случае, Таня хочет обратно получить своего сына, но мальчики против.
А сын Тани (на самом деле это был сын Розы) рос таким бойким, что наконец грянуло:
— Нужен он нам, как херу сифилис! — Таня после этих слов улыбнулась, и стало еще более видно, как она несчастна.
Когда в следующую ночь разбили окно у Лизы — Елизаветы Николаевны, — Михална сказала:
— Молчи, и все войдет в свои берега! — Это была ее излюбленная фраза.
Чтобы по крови родство установить, теперь могут сделать анализ, а тогда только группу могли определять, и такая незадача — у Тани и Розы оказалась одна группа крови… Впрочем, и без этих анализов всем было ясно, что мальчики перепутаны. Но они любили те семьи, в которых выросли! И к тому же Роза ни за что не хотела отдать своего Рустамчика — художника-отличника-помощника. Взять обоих — да, она была согласна, но так вопрос не стоял.
В общем, все закончилось тем, что после многих скандалов, слез детей, криков, пьяных угроз Лизе со стороны Таниного мужа… их семья уехала из Сарса навсегда.
А Лизе пришло время выходить на пенсию.
И она от пенсии отказалась.
— Ты, наверное, одна такая в Советском Союзе, — кричала Михална, надеясь еще уговорить подругу.
Но Лиза — Елизавета Николаевна — не поддавалась на уговоры: я пенсии взять не могу.
А время было советское, и власти испугались: как бы отказ от пенсии кто-то не принял за протест. В общем, Лизу заставили написать заявление, чтоб деньги шли на сберкнижку (и оттуда — за коммунальные платежи).
Лиза подумала и написала такое заявление.
Жила огородом, кур держала да козу, носки из козьей шерсти вязала и продавала. Ей помогала Михална, другие соседи.