Между тем поляна закончилась и пошел лес. Который думал о чем-то своем, заодно присматривая, правильно ли птицы своих птенцов летать учат, что лисицы таскают своим лисятам, те ли березы долбят дятлы. В общем, в лесу неизменно становишься пантеистом, язычником. И лишь вырубив просторную поляну, закатав ее асфальтом и навтыкав на ней высоченных домов, начинаешь изредка поднимать хлебало к небу и думать о том, есть ли единый бог или же его нету. И многие, очень многие люди, не паша, не сея и не собирая урожай, такого рода раздумьями очень неплохо кормятся.
Короче, под пологом серьезного леса уже не до дурашливого пения и не до ёрнической декламации слов, которые вьются над тобой на поляне, словно праздные мотыльки, трудолюбивые пчелы и мерзкие, совершенно мерзкие мухи.
Поэтому я поднял палку и начал шебаршить ею в траве для очистки совести: десять минут пошебаршу, и если не найду десятка приличной породы грибов, то похерю это бесперспективное занятие. И пойду в Барково. Но не потому, что там якобы люди виртуозно матом ругаются. Отнюдь. Я там уже бывал неоднократно. И люди там точно такие же, как и везде, — вконец испорченные телевизором. И даже более того: испорченные до какого-то автоматического идиотизма. Когда барковец вставляет в свою речь какое-нибудь значительное матерное слово, то вместо перла с его уст слетает мерзкий писк: “П-и-и-и”. Было ли тому причиной то, что неподалеку от села находилась зарытая в землю мощная грибница полка Ракетных войск стратегического назначения или же имели место какие-то более метафизические причины, я не знал. Да и знать не хотел. С меня было достаточно того, что мне было доподлинно известно о наличии в барковском магазине “Богородской” водки очень приличного качества, а главное — конфет “Коровка” образца семидесятых годов, с которыми у меня связаны очень теплые воспоминания о возвращении с уборки урожая из некоего колхоза в Серебрянопрудском районе. В общем, конфеты мне были нужны для эстетического переживания, а “Богородская” — для того, чтобы выпить ее с электриком Борисом и поговорить на всякие сопряженные с выпивкой темы. Ведь не станешь же пить с котом Гавриком, хоть тогда и можно было бы купить одну поллитровку вместо двух.
Такого рода мысли, под стать полянным песнопениям и декламациям, клубились в моей голове во время шебаршения палкой в траве, которая — палка — несомненно, совершала противоположную работу, то есть, наоборот, закапывала в траву грибы, если таковые вдруг и попались бы на моем пути. Поскольку был уже четкий план действий, который нельзя было нарушать ни при каких обстоятельствах.
И когда до истечения контрольного времени оставалось две минуты, я вышел на него. И буквально опешил. Человек не только без корзины, распевающий не пойми что, но и человек, гарцующий на индийском слоне и облаченный в космический скафандр, на шлеме которого написано “СССР”, в контексте лесного массива Среднерусской возвышенности выглядел бы не столь вопиюще.
Это был человек лет сорока — сорока пяти, с неприметной внешностью. В добротном темном костюме, с галстуком. Он сидел на поваленном дереве и курил сигарету. Перед ним была небольшая пластиковая скатерть, на которой возвышалась чуть початая бутылка коньяка и аккуратно разложенная на тарелочки закуска.
Эге! — подумал я тупо, ничего не понимая.
В мозгах, где ужас раскрутил импульсы нейронов с той же скоростью, что и электроны разгоняются в синхрофазотроне, промчался смерч предположений, одно нелепее другого. Но все они имели отправной точкой то обстоятельство, что это полный безумец, которого необходимо бояться, как черт ладана. Да, именно, всегда столь безукоризненный в вопросах своей нравственной идентификации, я вдруг сравнил себя с чертом!
Человек негромко кашлянул, чтобы как-то снять некоторую неловкость положения. И тут же сказал: “Здравствуйте”. Сказал просто и естественно, что несколько меня приободрило. И я ответил, как мне показалось, тоже просто и естественно: “Здравствуйте”. И он еще более просто и естественно, сделав приглашающий жест раскрытой ладонью, сказал: “Прошу, как говорится, чем богаты, тем и рады”.
Это был уже совершенно непредсказуемый сюжетный поворот. Я оценил фигуру предполагаемого маньяка. Расклад был таким, что убить он меня, может быть, и убил бы, хотя и тут бабушка надвое сказала, но изнасиловать — это уж дудки! И я рискнул. Не потому, что как-то особенно хотелось выпить коньячку на халяву, а потому, что отказываться от такого рода приглашений считается верхом неприличия. Даже язвенники в таких случаях скрывают, что они язвенники. К тому же, честно признаться, было интересно — с чего бы это человек в космическом скафандре с надписью “СССР” на шлеме решил погарцевать по лесам Среднерусской возвышенности на индийском слоне?