Короче, Давыдов влюбился. Именно влюбился, хоть скептики, к коим он и сам еще совсем недавно принадлежал, скажут, что объектом его любви стало световое пятно, спроецированное на полотняный экран. Ну что же, ответим мы скептикам, и это тоже немало. Поскольку один человек воспринимает другого прежде всего как отраженные от него лучи. То есть, по сути, как голограмму. Именно это зачастую и рождает все наши симпатии и антипатии, которые, как правило, не поддаются анализу. Увидел — и все, отношение вспыхнуло в сознании раз и навсегда. Или подойдем к проблеме несколько по-иному. Может ли любить человек, у которого отсутствует обоняние? То есть для которого не существует всей этой парфюмерно-прельстительной тряхомудии. Ответ очевиден. А если этот человек к тому же еще и не слышит? Да, и такой человек может любить. Причем полюбить ему гораздо проще, поскольку для него не существует ни отвратительного запаха изо рта, ни противного голоса, при помощи которого изрекаются несусветные глупости. Ну а как же осязание? — спросит нахрапистый скептик, который никак не может признать свое интеллектуальное поражение. Может ли полюбить человек, у которого в силу не зависящих от него обстоятельств отсутствует способность сенсорного восприятия мира? Ну, может быть, у скептиков и принято сразу же, не разглядев как следует женщину, хватать ее за грудь и оглаживать бедра, но это столь вопиющая поведенческая аномалия, что принимать ее в расчет мы не намерены.
Итак, Давыдов влюбился. Страстно, беспамятно, не считаясь с условностями. Правда, условностей-то для него как раз и не существовало. Ибо он, во-первых, был человеком асоциальным. А во-вторых, ему только что удалось выбраться из трясины релятивизма, и, чтобы вновь не угодить туда, он был готов как угодно, с любой степенью цинизма попирать устои и глумиться над какими угодно святынями. А тут и глумления-то никакого не требовалось. Поскольку любовь — дело сугубо индивидуальное. И кому какое дело! И незачем нос совать, чтобы потом разразиться воплем, что, мол, такая любовь до глубины души оскорбляет какого-нибудь Иван Иваныча или Веронику Сергевну. Незачем!.. Впрочем, это вовсе не означает, что мы не должны изучать и классифицировать, воздерживаясь, как и пристало серьезным исследователям, от каких бы то ни было этических оценок.
Да, он влюбился. А вскоре и полюбил. Вначале, как и пристало человеку с тонкой душевной организацией, пассивно. Или, вульгарно выражаясь, платонически. То есть не стремясь к немедленной взаимности. Как, скажем, древнеяпонский поэт, которому нет нужды карабкаться на Фудзияму. Ему вполне достаточно ее созерцания, которое рождает в душе восторг, изливающийся в прекрасных стихах. А Давыдов хоть и не был древним японцем, но все же поэтом был вполне пристойным. Во всяком случае, за дешевыми эффектами типа “учусь искусству наслажденья у пчелы, алкающей нектар” он не гнался.
Каждый день, проснувшись, не позавтракав, лишь слегка ополоснув лицо и нервно, словно взвинченный скрипач, взмахнув шесть раз зубной щеткой, он бросался к кинопроектору, чтобы, изнемогая от нежности, видеть свою возлюбленную. Видеть, как она грациозно, словно прима из “Лебединого озера”, идет по Красной площади, поднимая над головой букет, будто бы подавая ему, Давыдову, сквозь толщу лет некий условный знак, вселяя в сердце искру надежды на возможную взаимность…
Через три дня он ужаснулся от мысли о том, что лента может порваться. Или как-то испортиться. Или будет пожар, и она сгорит. И это было бы равносильно смерти любимой, внезапной трагичной смерти. И он помчался к Осадчему, чтобы тот сделал несколько копий. Причем не только на магнитной ленте, которая, как ему было известно, с годами стареет, но и на DVD. По тому, какие деньги были заплачены за эту работу и как при этом дрожали руки у Давыдова, Осадчий предположил, что его давнишний непутевый друг ухватил за гриву самую ломовую конъюнктуру, взнуздал ее и собрался открывать на Арбате магазин по продаже советской видеостарины. И попросился в долю. Однако Давыдов, скотина, начал впаривать какую-то ахинею про сохранение культурного достояния нации и лично его, Давыдова, за это ответственность.