Я перевернулась на другой бок. Но какая же она хорошенькая, тепленькая, пушистая! Подушечки у нее на пальцах то розовенькие, то черные. Нежные, не успели еще задубеть. И — лает, если приходит в дом кто-то незнакомый, чужой. Сторожит. Может, действительно потом нас от какой-нибудь беды спасет, защитит. Нет, не отдам я ее, не отдам! Вон — даже в житиях святых сколько прекрасных рассказов о животных! Как вороны прилетали кормить Илию-пророка, когда он прятался в пещере, — приносили ему, по слову Господню, хлеб и мясо. Слышат, значит, они, эти зверюшки, глас Божий и повинуются ему уж получше, чем мы.
Душно мне стало. Тошно. Всюду эти чахлые горошки мерещатся, мертвая резеда. И — призрака зловещий шаг. Встала, распахнула окно, зажгла свет. Открыла наугад “Мучение любви”: “Одно должна знать душа, что только в Боге ее покой и предел исканий. Поэтому она должна выйти в совершенную свободу не только от страстей, но и от своих чувств, в свободу от всего временного и войти в Бога”.
Вот оно, подумала я. Свобода от своих чувств! Зажгла свечу, почитала Псалтырь. Вернувшись в постель, глянула на часы: четыре утра.
Во имя Господа, сказала себе я, надо отрешиться от всех земных чувств, от всех привязанностей, а не то что от собаки, которую я два месяца назад и знать не знала. Во имя Бога нужно уметь пожертвовать всем. Погружу завтра Тутти в машину и отдам.
Свернулась калачиком, приготовившись сразу уснуть. Да при чем тут жертва! — вдруг полыхнуло во мне. Какое лукавство! Тебе подарил собачку твой друг, милостью Божией архиерей, благодетель твой, молитвенник, заступник пред Богом! Подарил, чтобы она радовала тебе глаз, веселила сердце тебе. Надо было в простоте сердца, со смирением и любовью принять этот дар. Принять как путь жизни. А ты так изуверски все это извратила, поддалась минутной немощи — мол, надо отказаться, раз собака требует от тебя труда. А надо было — лишь чуть-чуть перетерпеть, подождать. Она сейчас уже понимает, для чего ты ее выносишь во двор. А через два месяца начнет проситься, а там уж настанет весна, распустятся одуванчики, расцветет сирень, жасмин глянет любопытным глазком, так ты и домой ее не загонишь — будет на травке валяться, ворон пугать. Оставь себе это утешение, посмотри, как она любит тебя, с каким ликованием встречает по утрам, лапками обнимает за шею… Не отдавай! Недаром ведь праведный Ной не только семью свою спрятал в ковчег, но и зверей, птиц и даже гадов — всякой твари по паре, мужского пола и женского, чтобы род их не прекратился, ибо именно так заповедал ему Господь.
Я аж вскочила с постели. А зачем я тогда все это затеяла? Зачем сыночка взбудоражила — завтра он меня будет ждать. Что он обо мне подумает, какой пример я ему подаю — то этак решила, то так… И потом, отец Иустин — тоже ведь человек духовный, наместник монастыря. Что-то же значит его благословение! Нет, повезу, отдам.
Даже помолилась:
— Господи, если Тебе угодно, сделай так, чтобы я ее завтра не довезла.
И — ужаснулась собственному безумию. Во-первых, нашла о чем Промыслителя просить! Какой позор! Ну не хочешь — не вези. А во-вторых, что значит: “чтобы не довезла”? Что — чтобы машина не завелась или чтобы я, не приведи Господи, в аварию попала или упала, выходя из дома, на скользкой обледенелой лестнице, сломала руку, ногу? Вот уж точно бы тогда — не довезла. Глупость какая, кощунство!
Глянула на часы — половина шестого. Утром мне на работу, а физиономия у меня заплаканная, опухшая от слез, глаза красные, сама страшная, больная, невменяемая, в голове — туман…
Опять легла, а перед глазами — Тутти. Но, как это у Анненского — “она… да только с рожками, с трясучей головой”… Нет, это уж точно пристрастие — так прикипеть к ней сердцем, это пунктик, бзик. А коли так, то и подавно надобно с ней расставаться. Или — все-таки нет? У меня — что, так много любви, чтобы от нее так вот запросто отмахиваться, отказываться? Как же можно оттолкнуть от себя любящее, преданное существо? Да уж лучше — лечь ничком и пролежать без движения весь день, пусть все как-то само решится. Занятия я, конечно же, прогуляю: больна, заболела я!
И правда — куда я с этим лицом и туманом поеду по гололеду сквозь пробки? А если Нику и в самом деле собака нужна, пусть сам за ней ко мне и приезжает. А если не приедет, то, значит, и не судьба.