«Бумажная книга была не только носителем текста, но и сама по себе предметом. Ее можно было купить, чтобы подарить или поставить на полку. Электронную книгу точно не поставишь на полку, и дарить ее неудобно. Ее можно купить только для того, чтобы читать. Что будет читать человек? Нет, так вопрос уже не стоит. Кого будет читать человек? <…> Имя автора станет единственным способом позиционировать текст, применить маркетинговые хитрости и в конечном итоге продать книгу. Больше, чем когда бы то ни было, читатели будут покупать не книгу, а автора».
«Легенда об авторе — ключ к персональному успеху и спасению в новом электронном потоке книг».
Юрий Сапрыкин. «Кого возьмут в будущее?» Редакционный директор «Афиши» о новой приватности, инфодиджействе, а также о напрасных надеждах на iPad . Записала Мария Командная. — « OpenSpace », 2010, 28 апреля <http://www.openspace.ru>.
«Что такое информация в условно гутенберговскую эру, в эпоху буквы? Это информация, которая устроена некими дискретными блоками. Этими блоками могут быть книга, фильм — любое смысловое единство. И если представить процесс потребления этой информации предельно механистически, то он похож на поездку по железной дороге от одного объекта к другому объекту, от одного смысла к другому смыслу. По дороге ты останавливаешься, выходишь на станции, покупаешь вишни, у тебя есть время сходить в буфет, посмотреть на пристанционную площадь, подумать о чем-то».
«Мы имеем сейчас, уже сейчас, эпоху не буквы, а условной цифры, эпоху, когда единицей информации является не текст, не книга, не смысловое единство, а поток. <…> Это не значит, что люди перестали читать книги или смотреть фильмы; это значит, что базовый способ потребления информации стал таким. Ты уже не едешь по железной дороге от станции к станции, ты скорее залезаешь по пояс в реку, и она течет мимо тебя. Ты успел что-то на мгновение ухватить, успел что-то заметить, и оно утекло дальше».
«<…> у меня есть серьезные подозрения, что iPad и прочие планшетные приспособления, которые должны вернуть нас всех в золотой гутенберговский век, на самом деле окончательно его разрушат. Потому что представьте себе: у тебя есть удобное, красивое приспособление, в которое ты закачал книги и даже начал их читать, а дальше в этом приспособлении еще есть Интернет, а еще есть фильмы, а еще игры — короче, в этом приспособлении всегда есть что-то поинтереснее, чем то, чем ты занимаешься сейчас.
И ты прекрасно об этом знаешь. Когда ты находишься наедине с книжкой, деваться некуда, ты не можешь ткнуть в нее пальцем, чтобы она перенесла тебя в игру Final Fantasy . А здесь это делается запросто. Поэтому да, на первых порах можно накачать туда книг или даже подписаться на какие-то журналы, но дальше быстро окажется, что никто этим не пользуется. По крайней мере, не пользуется в той непрерывности и дискретности, как это происходило раньше».
Составитель Андрей Василевский
«Виноград», «Вопросы истории», «Вышгород», «Знамя», «Иностранная
литература», «Литературная учеба», «Октябрь», «Родная Ладога»,
«Фома», «ШО»
Наталья Вишнякова. Сады русской поэзии: XX век. — «Литературная учеба», 2010, № 2 <http://www.lych.ru> .
Наиболее частые обращения к цветам представлены тут в виде таблицы. Больше всего набрали сирени — 17 поэтов, от Анненского и Кушнера до Левитанского и Чухонцева. Меньше всего упоминаний лавра — всего трое (Блок, Бродский, Тарковский).
Сергей Гандлевский. Принципиальный раблезианец. — «Иностранная литература», 2010, № 5 <http://magazines.russ.ru/inostran>.
Памяти Петра Вайля.
«— Петя не совсем тот, за кого себя выдает, — сказала моя наблюдательная жена после нашего очередного свидания с ним.
— ?
— Обрати внимание на его руки.
Действительно, у этого корпулентного, седого, вальяжно-артистического космополита, гурмана и весельчака были абсолютно „декадентские”, изящные и беспокойные кисти рук. Когда я обвыкся с феерией его общения, мне иногда случалось, чуть ли не в самый разгар смачного вайлевского словоизвержения, уловить в его взгляде мгновенное выражение мертвенной печали. И хоть бы одна за столько лет жалоба на упадок духа или просто недомогание! В конце концов, он был больным человеком… Но о серьезнейшем его недуге я узнал от него впервые накануне собственной операции, чтобы, как я понимаю, мне не поддаться эгоизму болезни и не чувствовать себя самым несчастным и одиноким на свете».