За палеонтологию
Караулов Игорь Александрович родился в 1966 году в Москве. Окончил географический факультет МГУ, работает переводчиком. Автор трех поэтических книг. Живет в Москве.
клетка
Как будто в зиндане, как будто в тюрьме
небесную книгу листаю,
себя самого изживая в уме,
из клетки себя вычитая.
Вот вычту, и некому будет читать
ни прямо, ни кверху ногами
небесную книгу формата А5,
сырой клочковатый пергамент.
небо
Да и небо тоже — ворованное или ввезённое.
Хорошо, если хотя бы лицензионное.
Шведское небо, подсвеченное с углов.
Вон облако, как сгорбленный рыболов,
несёт за спиною сеть,
а в сети полыхает сельдь.
Нам прислали такое небо в обмен на нефть
и оставили до вечера повисеть.
биргартен
Здесь садитесь, здесь поговорите,
первая учительница и
мой последний гибельный учитель.
Длинный стол, дубовые скамьи —
выгорожен маленький биргартен.
Малолюдно; вечно все свои.
Сложенные руки, как на парте.
Носят неполезную еду,
пенятся торжественные кварты.
Я вон там, у входа подожду.
моряк
Когда уходит любовь к прекрасной даме,
остаётся равнина, вышколенная льдами,
широка, как грудь моряка.
Цирк с конями, медведями и мужами
и тёплое море на краешке зрачка.
Живи, моряк, в гостинице Альтависта.
Первое лезвие бреет чисто, второе чище,
третье сносит голову в корзину
на зависть аминазину, баскетболисту.
Волны бегут, царапает цепь о днище.
Люби, моряк, портовую подруженцию,
амнезию, сладостную деменцию.
Волны бьются о край моего зрачка,
рвутся, будто женские междометия,
с каждым ходом поршня — из горла, без языка.
Не покидай её. Пей любовные яды.
Проплывай в тумане проспекты и колоннады,
а увидишь землю — молчи, что она земля.
И не лезь в дурные заснеженные расклады,
на дровяные шатучие штабеля.
волочёк
Теремочек, термо-волочёк,
вышний, нижний — всё теперь едино,
и к шесту приложенный сверчок
может петь не хуже муэдзина.
В клочковатой шубе октября
мокнет лес, а запад тих и перист,
и листва уносится на нерест
в неизвестные моря.
частушки
Побатальонно и поротно,
помочегонно и порвотно,
печально строятся полки,
как будто струнные колки.
Свинца несчитано во стали.
Скажите всем, что мы восстали,
что от музыки полковой
бежит охрана, пал конвой.
А что за птица вроде грифа
летит, посматривая криво
на лакированную гладь,
как на ворованную кладь?
Тут город: палка, две струны
от набережной до вокзала.
Тут в камень цвета бастурмы
свой коготь хищница вонзала.
Была в восторге от гастала,
теперь же пьет имодиум.
Не то чтобы пора настала,
а просто нынче в моде он.
каховский
Родное северное общество
мне велело убить царя.
Это лекарство от одиночества
не должно расточаться зря.
Нужно осмыслиться, подготовиться,
пройтись по городу налегке.
Света фонарного крестословицы
льдистыми лезвиями в зрачке.
Вспыхнули ягодные смарагды,