Чеслав Милош. Долина Иссы. Перевод с польского Н. Кузнецова. СПб., Издательство Ивана Лимбаха, 2012, 424 стр., 2000 экз.
Впервые на русском языке знаменитый роман классика ХХ века — «роман о добре и зле, о грехе и благодати, предопределении и свободе. Это потерянный рай детства на берегу вымышленной реки, это „поиски действительности, очищенной утекающим временем” (Ч. Милош). Его главный герой — alter ego автора — растущее существо, постоянно преодолевающее свои границы. Роман, несомненно, войдет в ряд книг (от Аксакова до Набокова), открывающих мир детства» (от издателя).
Также к столетию нобелевского лауреата вышли книги: Чеслав Милош. Избранное. Перевод с польского Анатолия Ройтмана. СПб., «Азбука», «Азбука-Аттикус», 2012, 320 стр., 2000 экз. (Стихи, поэмы и эссе); Чеслав Милош. Второе пространство. Орфей и Эвридика. Перевод с польского Анатолия Ройтмана. СПб., «Азбука», «Азбука-Аттикус», 2011, 256 стр., 3000 экз. (Сборник составили одноименные поэтические книги Милоша.) Сборник Натальи Горбаневской «Мой Милош» (М., «Новое издательство», 2012) «Новый мир» намерен отрецензировать.
Евгений Попов. Арбайт. Широкое полотно. Интернет-роман. М., «Астрель», 2012, 568 стр., 4000 экз.
Книга, предлагающая один из возможных вариантов актуального в нашей сегодняшней художественной литературе. Автор-повествователь ее, писатель Гдов, знакомый нам по предыдущей прозе Попова, с неутихшим за уже достаточно долгую жизнь изумлением (по большей части горестным) размышляет о различных чертах русско-советской ментальности, которые обнажила наступившая эпоха «стабильности» и «вставания России с колен»; о том, кто такие в России интеллигенты, вчерашние и сегодняшние; какая в России власть; о том, что такое авангардное искусство, интернационализм, любовь, «нашизм», нанотехнологии, «суверенная демократия»; кто такие Илья Кабаков, Ленин-Сталин, Евгений Долматовский, Юрий Любимов, пенсионер Запасов и т. д. Выбор материала и стилистики должен был бы выстроить этот текст как публицистический, на злобу («злобу» — буквально) дня, но Попов написал произведение прежде всего художественное. Между повествователем и героями (а также между автором и повествователем) отчетливо ощущаемая дистанция, обозначенная авторской иронией (и самоиронией), а также опытом сложной жизни писателя в разные эпохи и опытом размышления над этой жизнью. Текст составлен из 33 коротких глав, каждая из которых начинается сообщением о том, как писатель Гдов сидел за письменным столом и напрягался в попытках написать широкое полотно об одной из волнующих новое русское общество тем и какая сильная мысль или неожиданное воспоминание вывели его из рабочего состояния. Вот этот «основной текст» занимает треть объема книги. Две другие трети — «широкое полотно», своеобразный комментарий к каждой из этих глав, составленный из развернутых (или неразвернутых, но краткость свою компенсирующих афористичностью) реплик в состоявшемся в ЖЖ-блоге Попова обсуждении, для которого автор вывешивал главы будущей книги по мере ее написания. То есть большую часть книги составляет текст, написанный в стилистике ЖЖ-толковища, авторы постов реальные, но отбор и композиция постов осуществлены самим автором, плюс реплики самого Попова. Иными словами, перед нами одновременно и объект и субъект речи — автор создает образ самого движения сегодняшней общественной мысли в ее специфическом сетевом варианте. Отсюда — жанровое определение книги — «интернет-роман».
Александр Самарцев. Часть встречи. Книга стихотворений. М., «Русский Гулливер» / «Центр современной литературы», 2011, 148 стр., 300 экз.
Третья книга — после «Ночной радуги» (М., 1991) и «На произвол святынь» (СПб., 1996) — московского поэта, начинавшего в 70-е, но творческая реализация которого произошла уже в постсоветской России. Предисловие к книге написала Марина Кудимова («Как бы ни старался постмодернизм снивелировать фамильные признаки поэзии, в стихотворных опытах они проявляют себя с той же беспощадностью, с какой на любом носителе выдают и свое отсутствие. Признаков таких немного. Это непрограммируемый вброс адреналина за счет свободного сочетания разных энергий; это интонационные модуляции, свидетельствующие о музыкальном генезисе; это, наконец, слова, расставленные в том порядке, который поэт признает для себя наилучшим. Всеми этими признаками стихи Александра Самарцева обладают в разной, но необманно присутствующей мере»).