“Кто мог подумать, что замысел кучки доктринально одержимых авантюристов совершить переворот в ночь с 24 на 25 октября 17-го года увенчается успехом? Этот пример свидетельствует: главной пружиной мировых событий, главным механизмом тектонических сдвигов истории является политика, чья сущность — производство власти”, — говорит политолог Александр Панарин, лауреат премии Александра Солженицына.
См. также: “Главное, что хотелось бы подчеркнуть здесь, — это наличие некой точки в развитии событий или некоего „поступка” (решения) ангажированного автора, после которых ход событий делается необратимым даже в том случае, когда у всех заинтересованных сторон есть веские основания об этом пожалеть. <...> Основная гипотеза, лежащая в основе предлагаемого аналитического сценария на XXI век, состоит в том, что роковое событие (решение), способное определить характер и „имидж” начавшегося века, возникает сегодня, на наших глазах”, — пишет Александр Панарин в статье “Стратегическая нестабильность ХХI века” (“Лебедь”, Бостон, 2002, № 269, 28 апреля <http://www.lebed.com> ). Он же — здесь же: “Самым большим парадоксом, вписанным в экзистенциальную тайну homo sapiens, является то, что наиболее пагубные, наименее рациональные решения вытекают не из нужды, не диктуются какой-то жесткой необходимостью — они вытекают из свободы”.
“Все народы заражены вирусом гедонистического вырождения”, — говорит Александр Панарин (“Литературная газета”, 2002, № 10, 13 — 19 марта <http://www.lgz.ru> ). Он же — в другом номере “Литературной газеты” (2002, № 11, 20 — 26 марта): “Геополитика гедонистического индивидуализма раскрывается в стремлении покидать трудные пространства и мигрировать в легкие. <...> И разумеется, покидаемое пространство всячески дискредитируется в глазах мирового общественного мнения как „невыносимое”, непригодное для цивилизованной жизни, наводненное „недочеловеками” и заряженное агрессией”.
Ср.: “Можно с легкостью, за считанные годы усвоить гедонистическую форму потребления — но не аскетическую традицию производства; открытую информацию товарного культа — но не закрытую информацию промышленной технологии; крикливую „цивилизацию досуга” — но не угрюмую „цивилизацию труда”; плоды технического роста — но не мотивы к научному творчеству”, — пишет Михаил Ремизов (“Русский Журнал” <http://www.russ.ru/politics> ).
См. также: Валентин Непомнящий, “Сигнал истории” — “Литературная газета”, 2002, № 17, 24 — 30 апреля (речь при вручении Александру Панарину литературной премии Александра Солженицына 18 апреля 2002 года).
Николай Набоков. Багаж. Фрагмент книги. Перевод с английского М. А. Шерешевской под редакцией М. В. Ледковской. — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2002, № 4.
“Уистен Оден скользнул в мою жизнь неприметно — то ли поздней осенью, то ли зимой 1943 года...” Другие части книги см.: “Звезда”, 1998, № 10; 1999, № 4.
Незнакомая реальность свастики. — “Россiя”, 2002, 1 апреля <http://www.rgz.ru>
Говорит автор книги “Свастика: священный символ”, историк Роман Багдасаров: “Пятиконечная звезда, часто используемая сейчас в символике, — предельно индивидуалистичный, чувственный символ. Пять чувств, которые обозначают ее пять лучей, разбегаются из общего центра, бесконечно удаляясь друг от друга. <...> Иное дело свастика. В этом символе заложена не пустая гордыня, а смирение перед неизбежным ходом вещей. <...> Пятиконечная звезда встречается как в архаически народном, так и в православно-церковном искусстве... Но неизмеримо реже, чем свастика! К моменту революции свастика вполне могла войти в государственную символику России (ее уже печатали на бумажных деньгах), ее любила святая мученица царица Александра Федоровна. Однако большевикам нужно было подчеркнуть разрыв с прежним строем и солидарность с коммунистическим Интернационалом. Поэтому традиции были отброшены и выбор пал на звезду. <...> Я твердо знаю: в первой четверти наступившего века свастика будет окончательно реабилитирована. Этот символ необходим нормальным людям”.
Ср.: “Красная звезда, серп и молот должны стать (курсив мой. — А. В. ) также отвратительны, как свастика. Ведь свастика сама по себе тоже ни в чем не виновата — картинка, это очень древний символ плодородия. Поэтому когда говорят, что под красной звездой было сделано что-то хорошее, то это все равно как сделать свастику эмблемой Министерства сельского хозяйства; свастику можно изображать только перерубленной мечом”, — уверен Леонид Гозман (“Неприкосновенный запас”, 2001/2002, № 5 <http://magazines.russ.ru/nz> ).