Ср.: «Эстеты подают Проханова как нечто уникальное, как явление в литературе, как смачную, хорошо написанную прозу. <…> Мне говорят, что это суперроман, а я вижу, что это дешевый памфлет. <…> Проханов — это Глазунов от литературы», — пишет Петр Алешковский («Время MN», 2002, № 65, 12 апреля).
«То, что второй год подряд в „шорт-лист“ [премии „Национальный бестселлер“] попадают безграмотные опусы Проханова, никак не сенсация. Ради этого „НацБест“ и завели. <…> Может, искусство и „вне политики“ (я так никогда не думал), но при чем тут Проханов? Кроме политики (жестокой и глупой) в его писаниях есть только больное самолюбие», — пишет Андрей Немзер («Время новостей», 2002, № 60, 5 апреля <http://www.vremya.ru>).
«Я в ярости, — пишет Александр Архангельский („Известия“, 2002, № 60, 8 апреля), — московская литературная тусовка окончательно сошла с ума. Объявленный на прошлой неделе список претендентов на „Национальный бестселлер“ не оставляет сомнений: великолепный графоман Проханов со своим „Господином Гексогеном“ получит премию. <…> Агрессия маргиналитета, дорвавшегося до информационного ресурса, не знает пределов; в сравнении с ней злобный рык традиционалистов вроде тов. Басинского — сродни сладкому пению Лорелеи».
Он же — чуть позже («Известия», 2002, 13 апреля): «Прохановский роман о взрывах в Печатниках вышел в свет практически одновременно с лондонской демонстрацией фильма Березовского о взрывах в Печатниках же. <…> Обрывочный фильм, снятый по олигархическому заказу и предупреждающий об угрозе внутренного фашизма, срифмовался с клочковато-наркотическим повествованием о том, как на смену кровавым жидам-олигархам приходят не менее кровавые жиды-чекисты и псевдопатриотические сотрудники ГРУ. Я не сомневаюсь в том, что Березовский искренне отстаивает свою версию московских взрывов, — и убежден, что сам Проханов не верит в свою путаную фантасмагорию <…>».
«В этом [общественно-политическом] контексте „Господин Гексоген“ выглядит примерно так же, как „Бесы“, — попыткой логически осмыслить хаос реальности путем ее „переупорядочивания“ сверхлогическим объяснением — заговором, — пишет Михаил Золотоносов („Московские новости“, 2002, № 16). — <…> В общем, это „Бесы“ наших дней, такие же скороспелые, такие же газетно-узнаваемые и дешево-символичные».
Большую подборку рецензий и текст романа см. на сайте: http://www.geksogen.veshnyaki.ru
Дмитрий Ольшанский. Как я стал черносотенцем, или Упромысливать, гнобить и не петюкать. — «Ex libris НГ», 2002, № 13, 11 апреля.
«Оглядываясь назад, на свое либеральное прошлое, я не вижу ничего, кроме лжи и позора. Неугомонные девяностые годы — во многом потерянное время для русской литературы, время либеральной букеровской мертвечины, и чувство вины за это продолжительное дурновкусие нельзя отделить от новых, куда более оптимистических ощущений. <…> Первый раз чувство тотальной собственной неправоты появилось у меня во время чтения романа Астафьева „Прокляты и убиты“ — величайшего военного текста, обойденного, разумеется, в свое время букеровским жюри. Вещь эта при всех непременных особенностях астафьевского стиля, о которых здесь не место говорить, демонстрировала какое-то ужасающее, физиологическое, невозможно-чудесное явление Соборности — поглощения не только индивидуального героя, но и читателя как персонажа, как фигуры чтения этаким огромным, варварским потоком насилующего всех и вся текста. У Астафьева этот классический для теории постструктурализма прием получился, однако, в тысячу раз более убедительным, чем у любого писателя-постмодерниста. Стилистическая, идеологическая, да и просто человеческая энергия, исходившая от Виктора Петровича в этом романе, несравнима с вялыми потугами тех, кто не готов, заведя в квартире льва, принимать кровавую ванну. А именно таковы все либералы, таким был и я. От позднего Астафьева я двинулся дальше. Чем дальше, тем больше мне становилось ясно, что хорошая литература в России категорически несовместима с тем умеренным, сонным, толерантным каноном 90-х, который пропагандировали все эти годы либеральные критики. Особенно хорошо виден этот разительный контраст при взгляде на истинные итоги 2001 года, подведенные в газете „День литературы“ умнейшим из современных литобозревателей Владимиром Бондаренко. Большинство из названных им событийных книг года („Блуждающее Время“ Мамлеева, „Миледи Ротман“ Личутина, „Книга Мертвых“ Лимонова) никогда не получат ни Букера, ни Аполлона Григорьева. О них не пишут в большинстве газет, и читательское внимание им достается вопреки, а не благодаря критике. <…> Метафизические усилия, необходимые для написания чего-то, превосходящего качеством толстый журнал N, требуют от автора признания тех органических и, возможно, зловещих законов бытия (страх Божий, неотвратимость смерти, благополучие России в силе ее святых штыков, иерархичность и принудительность как точка отсчета для гармонии в мире etc.), что ненавистны и страшны либеральному, условно-реалистическому литератору-атеисту. <…> В подмогу традиционной уваровской триаде мне хотелось бы предложить для идеологического строительства новой русской словесности другую вспомогательную глагольную триаду, хорошо поясняющую то, что в современной словесности является важнейшим достижением для писателя. Упромысливать — всячески содействовать распространению душеполезных, направленных против либеральной гордыни идей. Гнобить — обращать свое строгое внимание на явления, противные писательской и человеческой совести. Не петюкать — с достоинством принимать власть в разных ее формах и проявлениях, не упорствовать в злом индивидуализме. Иными словами, понимать порядок. Упромысливать, гнобить и не петюкать. Лучшим русским писателем 2002 года является Александр Проханов».