Евгений Терновский. О Марине Цветаевой. — “Новый Журнал”, Нью-Йорк, № 231.
“В те пролетевшие — и улетевшие — первые годы моей эмиграции (1975 – 1978) парижская жизнь Марины Цветаевой была мне мало известна. Но я отметил не без удивления, что и светила русской эмиграции, и скромные литературные труженики отзывались о поэтессе учтиво и вяло, отнюдь не разделяя моего восхищения”.
Георгий Трубников. Я читаю Вознесенского. — “Известия”, 2003, № 80-М, 12 мая.
Здесь же — другие материалы к 70-летию поэта. Среди прочего: “Конечно, я готов подписать каждую строчку [„Лонжюмо”], потому что тогда это было искренне и шло с небес. Вот этот ритм, который там есть, и все это... Поэт должен разделять иллюзии своего народа. Здесь я шел за Пастернаком. Он встретился у гроба Ленина с Мандельштамом. Оба пришли туда не для того, чтобы плюнуть в него, а чтобы проститься. Поэт Олег Хлебников говорил, что его учитель называл „Лонжюмо” антисоветской вещью. Тогда ведь Ленин был анти-Сталиным. В третьем томе собрания сочинений, выходящего в „Вагриусе”, я восстановил „Лонжюмо” так, как было написано. Без купюр”, — говорит Андрей Вознесенский.
См. также: “Ипатьевский грех — когда-то я стал косвенной причиной сноса дома в Екатеринбурге, где царскую семью расстреляли. Я тогда туда прорвался и решетку, которую они перед смертью видели, выломал на память, думал — все равно уничтожат... Говорят, поступок мой сильно подействовал на интеллигенцию, на молодежь местную — волнения начались. А чтобы неповадно было — дом и снесли...” Говорит Андрей Вознесенский в беседе с Еленой Квасковой: “Почва не раз плыла у меня под ногами” — “Труд”, 2003, № 84, 12 мая <http://www.trud.ru>
См. также: Белла Ахмадулина, “Я думаю, что в нем есть нечто, может быть, таинственное” — “Газета”, 2003, 13 мая <http://www.gzt.ru>
См. также: Евгений Лесин, “Поэт и символ” — “НГ Ex libris”, 2003, № 16, 15 мая <http://exlibris.ng.ru>
См. также: Лев Пирогов, “Вознесенский и Реализм” — “НГ Ex libris”, 2003, № 16, 15 мая <http://exlibris.ng.ru>
См. также: Армен Асриян, “Семидесятник” — “Консерватор”, 2003, № 16, 16 мая <http://www.egk.ru>
См. также сайт: http://www.voznesensky.spb.ru
“Трудно быть богом”. Беседа с Екатериной Гениевой о создаваемом в России Институте толерантности. Беседу вел Игорь Шевелев. — “Время MN”, 2003, 23 апреля.
Говорит Екатерина Гениева: “Он [Саддам Хусейн] рос среди людей недобрых, злых, в абсолютно нетолерантной среде”.
Георгий Хазагеров. “Русская культура противится официальной политкорректности”. Беседу вела Наталья Коныгина. — “Известия”, 2003, № 84, 16 мая.
“У нас использование эвфемизмов в отношении слова „негр” звучит смешно”.
Егор Холмогоров. Итоги. — “Спецназ России”, 2003, № 4 (79), апрель.
“„Ооновский” мировой порядок был установлен силой, согласно „праву сильного” и в интересах сильных. Это был порядок, который победители во Второй мировой войне установили для своих младших союзников и для „нейтралов” и с помощью которого они пытались ограничить возможности побежденных. Цель ООН была в том, чтобы перенести идеальную модель „антигитлеровской коалиции” на послевоенный мировой порядок. <…> СССР сегодня нет. США и Великобритания фактически от системы ООН отказались, так что ООН денонсирована с политической точки зрения вполне „легитимно”, двумя учредителями из трех, при том, что третий „скончался””.
“<…> для оптимизма нам нужно лишь одно — перестать соотносить себя с Америкой в едином историческом и смысловом пространстве. История Америки — это история Запада, финальный аккорд европейской истории — широкий и плоский. История России — история Севера, история, скорее еще не начавшаяся, нежели уже заканчивающаяся. И эти две истории пересеклись ненадолго и на узком отрезке нашего пути”.
Егор Холмогоров. Антиутопия образования. — “Лебедь”. Независимый альманах. Бостон, 2003, № 322, 4 мая <http://www.lebed.com>
“Лет пять назад я был умственно больным антисоветчиной мальчиком, чье политическое мировоззрение (как ему казалось) было вполне сформировано „зарубежнической” эмигрантской литературой и идеологией, в которой большевики — антихристы и узурпаторы, а СССР — беззаконная полития. Однако „советчика” во мне взлелеяли и взрастили антисоветчики, когда раз за разом, разговор за разговором „против советской власти” я ощущал острейшую несправедливость, ложь, а главное — бесовскую одержимость быть „барами”. Эти баре, эти „расово полноценные”, раз за разом вызывали у меня чувство такого глубочайшего омерзения, что и не передать <…>. Условно говоря, „поколения советских людей” по-настоящему всерьез вложились в то, чтобы их детям досталось образование и чтобы их лечили без гнусной „медицинской страховки”, просто по факту их принадлежности к роду человеческому, чтобы они и жили в своих пусть маленьких квартирках — по-человечески, а не по-барачному и не по-бомжовому. Они совершили ради этого немалое дело — отказались от пресловутых „свободы, собственности, законности”, в особенности — от собственности. На убогом либеральном языке это может называться „долгосрочными инвестициями” кровью, потом и слезами в масштабный проект. И вдруг их инвестиции пропали. Они не исчезли, деньги физически есть, но перешли в другие руки, руки татей, которые после того, как эти деньги присвоили, первым делом заявили, что тех благ, ради которых люди кровь и пот лили, не будет, что „за все надо платить”, а не рассчитывать на халяву... Мне порой хочется этих умников, которые смеют вякать про „за все надо платить”, окунуть в ванную из крови и пота и подержать там минут десять, чтобы они наглотались, чтобы поняли наконец, что Заплатили. Вперед лет на пятьсот заплатили”.