И то он тебе прелесть, то радость, то чудо какое на ребрышках, то мясо богово или просто божественное. А то выйдет курица особого рода, может, и не курица то будет, а двуногое существо без перьев, белое, странное, с крыльями — похожее на ангела. А насадишь на шампур какую-нибудь нашинкованную свинью и откусишь потом — а и вовсе не свинья, а баранина с тонким вкусом выйдет. Вот что делается с шашлыком на даче. А уж что, милейший Рудаков, на даче произойдет с говяжьим шашлыком, то я тебе и описать не берусь.
А знаешь ли ты, друг Рудаков, что происходит на даче с водкою? Самой что ни на есть затрапезной дрянной водкою? Сама собой бутылка из мутного фабричного стекла превращается на дачном воздухе в потный хрустальный графин, а та водка, которую ты даже в рот не взял, оказывается нектарином твоего сердца, альдегиды и масла, примеси и замеси растворяются в дачном воздухе, и душа твоя тает вместе с водкой во рту, еле успевает растаять, когда тебе несут на отлете шампур с шашлычной монистой.
— Я вспомнил, как ехать, — хмуро сказал Рудаков и скрылся по ту сторону бурового станка выяснять отношения с женой.
III
Слово о том, как начинается хороший московский день и каким простым способом можно упростить принятие решений.
Жаркий московский день накатывался на нас тележным колесом. Стремительно высыхали ночные лужи, в переходах раскладывали ненужные вещи для их скорой продажи, а дворник, покачиваясь, думал — убрать куда-нибудь дохлого пса или пусть он лежит в назидание окрестным жителям. Стояли два прораба с русскими фамилиями, обозначенными тут же на плакате, в них плевался, открыв окно, пенсионер неизвестного имени. Молодая мать волокла за шкирку упитанную девочку. У банка столпилась очередь обманутых вкладчиков. Вкладчики обзывали друг друга и толкались портфелями. Рудаков шел впереди морской походкой, дымя трубкой, как паровоз. Я трусил на месте тендера, а Гольденмауэр со своей спутницей замещали пассажирские вагоны.
— А с чего это нам на метро ехать? — крикнул Гольденмауэр нам в спину. — Пойдемте через Промзону к станции.
— Зачем нам Промзона? Какая станция? — удивился Рудаков.
Меня тоже это сразу насторожило.
Гольденмауэр, однако, настаивал — к чему нам ехать на Курский вокзал, говорил он, на Курском вокзале много опасностей, с него уезжают в никуда, а если задержишься невзначай, то тебе такой алфавит покажут, что держись. Надо, говорил Леня, идти через Промзону к станции, а там электричка повезет нас через весь город, мимо реки и вокзалов — прямо туда, куда надо.
Мы с Рудаковым купили пива. Тут ведь такое дело — сразу надо пива купить, и хоть пить его невозможно, хоть это напиток пивной, облагороженный, бывший “Буратино”, но тут ведь дело в том, чтобы купить пива-— а дальше все пойдет само собой, все покатится, как тот самый день, как камень с горы, как сброшенная статуя вождя.
И мы с Рудаковым согласились идти через Промзону.
IV
Слово о том, какие неожиданные испытания несет в себе посещение тех мест, где тебя не ждут1.
V
Слово о ширине Русского пути и весенних дачах.
…После этого ужаса мы даже не бежали, а как-то неслись, подпрыгивая, среди высокой травы и помойных куч.
Рудаков вдруг увидел рельсы. Рельсы, справедливо решили мы, — это железная дорога, а железная дорога — это станция.
Мы замедлили ход и, неловко ступая, пошли по шпалам. Идти по шпалам, как известно, неудобно — да тут еще солнце начало палить, наше теплое пиво куда-то пропало, день уже казался неудачным.
— Слышь, писатель, — сказал Рудаков. — А знаешь ли ты, что такое Русский путь?
— Ясен перец, — отвечал я. — Знаю. Русский путь имеет ширину и длину. Длина его бесконечна, а ширина Русского пути — одна тысяча пятьсот пятьдесят два миллиметра.
— Правильно, — посмотрел Рудаков на меня с уважением. — А знаешь почему? Так я тебе расскажу, пока мы тут как кролики по шпалам скачем. Вот слушай: подруливают, давным-давно, всякие олигархи к Николаю-императору и говорят: давай, значит, железную дорогу проложим, туда-сюда кататься будем. Бумагами шелестят, все такие расфуфыренные, сами про себя уже бабло считают, прикидывают, складывают да вычитают.
Тут император их и спрашивает:
— А какой ширины дорогу делать будем?