IV
Иван Корогодин слишком энергично поднимал машину и вывел ее на закритические углы атаки.
Иван Корогодин — командир экипажа Ту-154, разбившегося 22 августа 2006 года в степях под Донецком. Народ летел с курортов — из Анапы.
Местные жители вспоминали аномальные грозы в те дни, они обрушивались на села грандиозными огненными сорок первыми; аномальную же жару, тоскливую тишину, в которой, наверное, пели кузнечики.
В ослепительном январе, в котором наш Павел ходил по поблекшему для него городу, как бизон в лесах — свирепо и без интереса, все газеты день за днем вспоминали августовский донецкий кошмар: МАК, Международный авиакомитет, огласил — наконец — результаты расследования. А ведь сколько было версий: молния, например, первый якобы случай в современной большой авиации, что звучало как первое большое и совершенно античное по форме вмешательство богов.
МАК заявил, что, огибая грозовой фронт сверху, самолет набрал слишком большую высоту — 11 900. В этот день на этой высоте было нетипично тепло, минус 36 против минус 55 обычных, воздух был разрежен, двигатели задыхались, как задыхались тогда горожане.
Иван Корогодин отключил, как читали горожане, автопилот. Углы атаки и тангажа (положения самолета относительно воздушного потока) превысили допустимые значения срабатывания автомата углов атаки и сигнализации перегрузок.
Сигнализация перегрузок — вот что билось в голове отупевшей без сна Наташи, ускоренно сдававшей в то лето двойную сессию да распечатывавшей кучу американских вузовских бумажек: формулировки такие заковыристые, шрифты такие мелкие, что не всегда распознает их принтер...
Судя по графикам, с самолетом начало твориться неладное. Всего за десять секунд он набрал 833 метра высоты, и забрасывание вверх было быстрей, чем потом падение. “Это так называемый подхват, — сказал горожанам газетный эксперт. — Это конструктивная особенность Ту-154: при определенном угле атаки нарушается обтекание крыла потоком, и самолет подбрасывает...” “Туполев” встал фактически вертикально и обрушился в плоский штопор — под Донецк.
Наташа изнемогала тогда, разбираясь в многоступенчатых словесных формулах, злилась, посылала Пашу за дефицитным англо-русским словарем юридических терминов.
Экипаж при обходе зон грозовой деятельности и турбулентности допустил раскачку самолета по тангажу и вывел за диапазон углов атаки. Отсутствие контроля за скоростью полета и невыполнение указаний по недопустимости попадания лайнера в режим сваливания при неудовлетворительном взаимодействии в экипаже не позволили предотвратить...
В общем, упал (а Наташа уехала).
Все это в газетах, спускающих плавно новогоднюю мишуру, Паша читал в первые будние дни на новой работе. Все это вырезалось и собиралось в красную, каких-то прежних благородно-юбилейных времен, папку, оставшуюся, кажется, от бывших арендаторов офиса.
Читал, и ему вспоминалось неприязненно, как тогда, на рубеже лета и осени, он услышал две схожие реакции на катастрофу. Первую он разобрал с трудом, потому что радио в наушниках ловило плохо, тем более что Паша ехал в маршрутке, ныряющей в лабиринты городского центра. Передавали интервью с модным столичным диджеем, малахольным, ломающимся. Он изнемогал от звездной болезни. Паше донеслось, обрывками: “Упал самолет... Немножко вдохновился... Стало немножко грустно за людей”.
Грустно за людей.
Второй случай был с Игорем, изобретшим внеочередной сюжет. Как видно, его впечатлил любительский ролик, снятый на мобильный телефон (его купил и ретранслировал центральный канал; купил у каких-то гопников села Сухая Балка). На ролике ничего особенного: тяжелый бег, скачущие пиксели, вспышка вдали. Игоря поразило само сочетание, что вот гуляет в поле сельская молодежь, чисто с мобилкой, и тут из неба страшно гудящий...
Сюжет, которым Игорь с Пашей поделился, неприятнее всего был тем, что в нем что-то таилось — крупица, эмоция, оттенок. Близ глухой деревни падает лайнер. Наезжает туча людей, журналисты, спецы всякие. Аборигены пришиблены и собираются вечерами на тихие посиделки чуть не при керосинке. В этих молчаливых, потрясенных вечерах была какая-то неожиданная для Игоря правда.
Тем свирепей Паша разгромил сюжет. (Конечно, потому и не состоявшийся.)
Итогом деревенских сходок, по Игорю, была мысль: здесь во главе комиссии — министр транспорта, а нам дорогу к селу надо сделать. Идут с челобитной. Тот, выслушав: так я же российский министр, а вы — Украина...