Да-да-да, G, мы были с ним немного знакомы! Эрудированный инженер, прекрасный собеседник... Английский хорошо знал. Утонченные манеры. Конечно, скромный немного, скрытный, но такой простой! Одевался элегантно. Разбирался в винах. Вот, помню, один раз... Или нет, это был не G, это был уже... да... мой второй муж... Ну, я, так сказать, с ним приятельствовала, что ли, и сейчас уже за давностью лет не могу ничего сказать, кроме того, что он был милейший, очень приятный человек. Рано умер, да, к сожалению... Его же собственный заместитель, которому он верил как себе самому... вроде бы случайно... они там подрались, что ли... точно не знаю, какая-то ужасная история... Думаю, просто метил на его место. Суд был потом, громкий, знаете, процесс, ну так вот его же и оправдали, сказали, что был в состоянии аффекта или что-то там такое... Ну вот, да за что же спасибо, я вам ничем совсем не помогла, да!.. o:p/
G? Да он жил на заводе. Не уходил даже на ночь. Квартира-то у него была, но он там не жил. А чего ему там жить. Одинокий человек. Нелюдимый. Нелепый немножко. Ну, так сказать, и времена-то были, сами понимаете, — он еще при Сталине завод возглавил. План не сделал — расстрел. Тут поневоле... Нет-нет, с какой крыши, это он имел в виду, что это у самого G, так сказать... Да конечно, лечился, это вот я точно помню такую деталь. Да нормальный в целом, но временами находило, что-то травматическое, после ранения в войну, он там пережил какой-то ужас, никогда не рассказывал. Что-то такое... Ну вот он когда был в состоянии, как говорится, опьянения, он говорил, но я точно не знаю, поэтому не буду врать... Да и не стоит, если человек сам потом не помнил, что он рассказывал. У G был еще такой зам, или, вернее, это был не зам, а он сам, но совершенно другой человек. Это трудно понять со стороны. Но я-то что, я только косвенно... А знаете, кто действительно хорошо знал G? Этого человека только не называйте, он к заводу уже давно не имеет никакого отношения. Так что вы его не называйте, даже буквой... o:p/
G был безукоризненно честен. Вот что я точно могу сказать. И смелым абсолютно. До безрассудства. Он на войне был много раз ранен. Его так там изрешетило... А потом такая история... Диктофон выключите (...) o:p/
А после войны G что делал? Да он ничего не делал. Он не мог ничего делать. Ну и замгорисполкома, который с ним до войны работал, его нашел в каком-то уж совсем состоянии. И сделал его директором завода. В надежде, что он воспрянет, как-то оживет. Но уже было поздно. Ну, в каком смысле поздно? Для завода не поздно. G нормальным был директором. У нас тогда смежники были не очень. Знаете, как вот говорят, N — великий директор, гений, все такое, а G, мол, ничего не смог, не захотел. Да все не так. Несправедливо это. Просто время еще не подошло для «Свободы». Когда был G, еще тогда все на авиацию ставили. Думали американцев на воздухе догнать. А когда поняли, что на воздухе уже никогда не догоним, тогда пустили все ресурсы на подводные лодки. И вот тогда N пришел, и все у нас уже завертелось. История! А G, он попал в эдакий пересменок. Между эпохами. А как человек, он был не меньше, чем N. Я обоих хорошо знал, вы уж мне поверьте. Только N, он был, несмотря ни на что, коммунист. Светлый и простой человек. Сила. А G был человек раздвоенный. Совершенно натурально. Нет, не буду ничего объяснять; нет, не лечился, потому что знал, что если все вспомнит, то больше жить не сможет. Ну и вспомнил однажды. И сами понимаете. Завод он, кстати, отремонтировал. Там между корпусами все было щебнем завалено. Цеха подштопали, станки завезли. Четвертый-то еще при нем, в 1957 году, построили. o:p/