Ирина решила уехать.
В Москву. К детям. Ее место — возле детей. Что ей сидеть возле женатого Кямала...
В Россию. В Москву, в Москву...
Настала минута прощания.
Кямал помогал собрать вещи, принес пустые коробки из-под марокканских апельсинов и моток бельевой веревки. Все-таки какая-то польза от него была.
Молча паковали книги, посуду. Кямал был деловит, но подавлен. Потом поднял голову и спросил:
— А как же я?
— Ты будешь жить с женой и воспитывать сына, — ответила Ирина.
Он понял, что она все знает. Наивный человек, он до сих пор полагал, что Ирина ему верит безоглядно.
Кямал опустил голову. Врать дальше он не хотел. Вернее, хотел, но в этом вранье уже не было никакого смысла.
— Что с твоим сыном? — спросила Ирина.
— Врожденный порок сердца.
— Это опасно?
— До пятнадцати лет живут, — ответил Кямал.
— А сейчас ему сколько?
— Пять.
Значит, осталось еще десять. Одно дело растить свое продолжение, а другое дело... Ирине страшно было даже думать об этом. Она не хотела ставить себя на место Кямала даже в воображении. Бедный Кямал...
— Когда ты женился? — спросила Ирина. — Когда к школе пришел? Когда плакал?
— Да...
— А почему не сказал?
— Я не мог. Ты прости...
Кямал заплакал, но иначе, чем всегда. Обычно он плакал как ребенок, чтобы видели, и сочувствовали, и утешали. Это был плач-давление. А сейчас он плакал как мужчина. Прятал лицо.
— Я тебя прощаю, — сказала Ирина. Он заплатил судьбе сполна. Что уж теперь считаться...
Она обняла его за голову. От его волос пахло чем-то родным и благодатным. От них ушло общее будущее, но прошлое осталось и въелось в каждую клетку. Все-таки любовь, если она настоящая, остается в человеке навсегда. Как хроническая болезнь.
Ирина собралась в Москву не с пустыми руками. Она сосредоточилась и выгодно продала квартиру соседям — за шесть тысяч долларов. Деньги по тем временам — немереные. Если перевести на рубли — миллионы. Считай, миллионерша.
Ирина все узнала: можно прописаться в квартире сына или дочери. Не временно, а постоянно. Имея постоянную прописку, можно устроиться работать по специальности. Учителей не хватает, поскольку никто не хочет работать за маленькие деньги. Но маленькие — тоже деньги. Ирина умела виртуозно экономить. Она могла бы даже написать диссертацию на тему “Выживание индивида в современных условиях”.
Предстоящая жизнь рисовалась так: Саша с женой, двое детей — Максим и Аля. И она — глава рода, на хозяйстве и воспитании детей. Молодые работают. Ирина — держит дом. Все логично. Впереди — счастливая старость, ибо нет большего счастья, чем служить своим детям.
Поезд отходил через сорок минут. Пришлось взять целое купе, иначе не уместились бы узлы и коробки. Провожал Кямал. А кто же еще...
Ирина позвонила в Москву с вокзала. Набрала код Москвы и номер Сашиного телефона.
— Але, — раздался молодой плоский голос. Ирина догадалась, что это жена Людка.
— Сашу можно? — закричала Ирина.
Она не доверяла технике, а ей необходимо быть услышанной.
— Его нет. А кто это?
— Ирина Ивановна. Его мама.
— Ну... — скучно отреагировала Людка. — И чего?
— Передайте Саше, что я еду. Пусть он меня встретит завтра в семь утра, поезд Баку — Москва, вагон четыре, место шестнадцать...
Ирина ждала, что Людка возьмет карандаш и все запишет: время прибытия, номер вагона. Но Людка недовольно спросила:
— В гости, что ли?
— Почему в гости? Жить.
— К нам?
— А куда же еще? — удивилась Ирина.
Людка оказалась тупая. Мать едет к сыну. Что тут долго разговаривать? Но Людка, видимо, считала по-другому: сначала надо спросить разрешения, а не ставить перед фактом.
Ирина бросила трубку. Вернулась к вагону. Кямал держал Алечку за руку, поглядывал на часы.
— Иди, — сказала ему Ирина. Забрала Алечкину руку в свою.
Ирина не хотела дожидаться той минуты, когда поезд тронется и Кямал побежит рядом, задыхаясь, чтобы хоть на секунды отодвинуть расставание. Ей было его жаль.