Узаконенное существование сопровождалось жестким прессингом власти, и баптисты оказались в своеобразной резервации, о них много писали «научные атеисты», сами баптисты вынуждены были молчать, «миссия» (распространение своего учения), что вменяется в обязанность каждому члену баптистской общины, каралась по действующему закону о религиозных объединениях от 1929 года.
Сектанты изначально составляли замкнутую референтную группу, стоящую в оппозиции к исторической России, к ее культурной традиции. Историко-культурная беспочвенность русского сектантства облегчала использование его в политических интересах. И большевики здесь не исключение. Гитлер в годы войны, по свидетельству его собеседника Г. Пикера, рассчитывал воспользоваться сектантством для расчленения и дезинтеграции России: «В любом случае следует избегать создания единых церквей на более или менее обширных русских землях. В наших же интересах, чтобы в каждой деревне была своя собственная секта со своими представлениями о боге. Даже если таким образом жители отдельных деревень станут, подобно неграм или индейцам, приверженцами магических культов, мы это можем только приветствовать, поскольку тем самым разъединяющие тенденции в русском пространстве еще более усилятся»[9]. Такое вот неожиданное предвосхищение стратегии «религиозного плюрализма».
Распад СССР и смена политической системы в одночасье изменили не только привычные для большинства социальные устои, но и основательно перепахали ниву «научного атеизма».
Обнаружилось, что, несмотря на все старания идеологической машины, нива эта не принесла запланированного урожая. Убежденные материалисты составляли отнюдь не «подавляющее большинство» советского общества. Стоило «руководящей и направляющей силе» (ст. 6 Конституции СССР) сдать свои позиции, как атеизм вышел из моды, а табуированное слово «духовность» вернулось в наш лексикон — с исключительно положительной коннотацией, но с весьма размытым значением. Массовое стремление к неопределенной «духовности» за пять-шесть лет радикально изменяет ситуацию на постсоветском пространстве. В истории русского сектантства наступает «новая эра».
Старорусские секты, точнее, те осколки, что уцелели в подполье за годы советской власти, возродиться уже не смогли. За 12 лет действия нового закона «О свободе совести» не объявились ни молокане, ни духоборы (до революции значительные по численности). Место сибирских хлыстов стараниями западных миссионеров заняли «харизматики». Старые «локальные секты» сегодня являют собой замкнутые маргинальные группы в пределах своей исторической «малой родины». Например, «федоровцы» и «субботники» в трех селах Воронежской области. Короче, старые русские ереси оказались неконкурентоспособными и невостребованными в постсоветском обществе — не тот менталитет, не те финансовые и организационные возможности.
Возродились и значительно приумножили свои ряды лишь секты, принадлежащие к международным организациям с зарубежными центрами управления: баптисты, адвентисты седьмого дня, пятидесятники. Но изменилось наполнение понятия «секта». Если в дореволюционной литературе слово «секта» употреблялось в том значении, в котором оно вошло в обиход на Западе с XIII века[10], то в сегодняшней России секты (известные, малоизвестные и ранее неизвестные) пополняются и формируются преимущественно за счет бывших «условных атеистов», что возвращает слову секта его изначальную этимологию: сектой в античном мире назывались последователи нетрадиционных (не вписывающихся в культурную парадигму) философских учений.
Выбор — на любой вкус. По численности лидируют секты (де-юре — «религиозные организации»), которые можно было бы объединить под маркой «made in USA», — заокеанский экспорт «духовности». В 1992 году на территории СНГ высадился первый десант американских миссионеров, за первой волной «евангелизаторов» последовали представители тех религиозных организаций, которые на их исторической родине — США — именуются «культами» (что соответствует по смыслу нашему понятию секты). Самый большой успех выпал на долю «свидетелей Иеговы», второе место делят между собой адвентисты седьмого дня и «харизматики» (неопятидесятники). Бостонское движение, возникшее в США в 70-е годы, «Церковь Христа», работает исключительно в молодежной среде, но, очевидно по этой причине, оно достигло меньшего, чем вышеназванные культы. В наших либеральных СМИ иногда утверждается, что членами различных сект стали 2 миллиона молодых людей. Кто вбросил эту цифру, неизвестно, но она высосана из пальца. При всех стараниях «западных культов» их улов в молодежной среде невелик. Молодое поколение — от шестнадцати до двадцати — воспитано телеэкраном, у него сформировались свои представления о «свободном мире» и «правах человека», в духовном плане ценностную ориентацию значительной части нашей сегодняшней молодежи можно было бы выразить одной фразой: «Не в правде Бог, а в силе» — прискорбный перифраз слов св. князя Александра Невского. Это для наших предков правда Божия была одна на всех, а в «плюралистическом обществе» правда у каждого своя, зато сила — понятие универсальное. Поэтому подростки и молодые люди устремились в восточные единоборства, припудренные дзэн-буддизмом, в оккультные сообщества — от «Нового акрополя» для «высоколобых» до сатанинских культов для «узколобых».
10
Повторюсь: секта — группа, исповедующая учение, не согласное с церковным Преданием, и отделившаяся от Церкви по этой причине.