На то, что вчерашнего лета нет и в помине.
Дорога смотрит прямо в автобус, прищурившись против ветра.
Косули, переминаясь на тонких нерусских ножках,
Волки, кусая себя в лопатку,
Елки, передергивая бровями, —
Стоят здесь веками, ждут своего утра,
Когда можно будет хлынуть на площади и перекрестки,
Затоптать копытцами, замести хвостами, затопить ветвями
Страшные движущиеся, звучащие блестки,
Вылизать кровь, зализать раны,
Забыть, забыться.
Когда дождутся,
Подстриженный ровно шиповник будет смотреться немного странно.
Мейринк на озере
Среди ночи ясного неба
гроза над озером встала,
звездную карту чертит
молнией вверх и вниз,
наискосок и влево.
Сквозь снежные покрывала
Альп раскосые лица
почти не виднбы,
непонятны и смутны.
Мир разъят, грома разят,
капли крупные висят
на краю воздушных сфер.
Ужас в глиняных очах.
Мир — непонятная таблица,
ее столбцы — в других мирах,
в тумане утра, например,
когда чихают, просыпаясь, козы.
Но мы ведь этого не слышим,
мы слышим только ночь, ее непрошеные грозы.
За это в день суда
ночь пролетит над нами,
воротится сюда,
свернет исчирканное небо в свиточек с письменами,
он уколет глиняное нёбо
и встанет, сам в себе неволен,
Голем над твердью тихих волн,
Голем прекрасный над сияньем тихих волн.
Ответ
Возможно, все-таки Земля
Не на трех стоит китах,
Не на страшной черепахе
С лакированной спиной,
В славе и блеске,
А упала на звездную ленточку,
Лента прогнулась упруго и в узелок завязалась,
Закружилась, как пляжный мячик в авоське,
А тот узелок подхватила и держит в зубах черепаха,
Сама же стоит на китах:
А время и свет
Скользят и в узелок почти не попадают.
А если бы земля сама стояла на спине,
На шахматной спине плывущей черепахи,
У нас бы было больше времени и света, как во сне,
И мы б не просыпались в пропитанной страхом рубахе.
Хутор
Палей Марина Анатольевна родилась в Ленинграде. В 1978 году закончила Ленинградский медицинский институт, работала врачом. В 1991 году закончила Литературный институт. Прозаик, переводчик, критик. Автор книг “Отделение пропащих” (М., 1991), “Месторождение ветра” (СПб., 1998), “Long Distance, или Славянский акцент” (М., 2000), “Ланч” (СПб., 2000). Постоянный автор “Нового мира”. С 1995 года живет в Нидерландах.
Моим детям — Мише и Полине.
Чайник находится здесь”, — помогла себе голосом Эсмеральда Леонардовна (далее — Э. Л.) и аккуратно вписала произносимое в маленький прямоугольник. Затем, непосредственно под прямоугольником, четкими печатными буквами вывела: “Медный сундук”. “Теперь смотри. — Она указала на общую схему „ПЛАН ПОДВАЛА”. — Запасные электропробки хранятся здесь… стеариновые свечи — здесь…” — Она ткнула концом ручки в два других прямоугольника с письменно обозначенным содержимым и соответственно подписанные внизу: “Голубой деревянный ящик” и “Старый пражский чемодан”. Рядом с ее правой рукой, унизанной тяжкими серебряными перстнями, уже лежала солидная стопка листков машинописного формата — на них чернели аккуратные надписи: “Где найти таз для стирки”, или: “Где найти веник”, или: “Если не будет электричества — вот где ты найдешь охотничье топливо”. Схемы именовались: “ПЛАН ДВОРА”, “ПЛАН ЛЕСА”, “ПЛАН ВЕРАНДЫ”, “ПЛАН СПАЛЬНИ” и т. п.
Годом раньше я закончила медицинский институт — и потому в моей памяти, на момент этого эпизода с Э. Л., были, конечно, еще свежи многие сугубо теоретические дисциплины. Ярко — даже можно сказать, негасимо — там сияли, к примеру, эзотерические науки военной кафедры, где, несмотря на беспрерывную, в тридцать два зуба, зубрежку (разнообразных тактико-стратегических хитропремудростей), единственным усвоенным мной знанием было такое: в случае применения америкокитайцами оружия массового поражения эффективней всего будет просто молиться. “Ты чего это хихикаешь?” — строго взглянула на меня Э. Л. “Зачем вы все это рисуете?!. — Я уже хохотала в открытую. — Ваши чертежи… вы знаете, что они мне напоминают?.. Ой, не могу… схему развертывания медсанбата!!.” — “Что?!” — опешила Э. Л. “Да, схему развертывания медсанбата… в условиях… в условиях… — Я никак не могла просмеяться… — В условиях массированного наступления!!.” — “Вот приедешь на место… — От негодования очи Э. Л. сверкнули ярче ее перстней. — Хотела бы я на тебя там взглянуть… Вот приедешь — тогда и оценишь мои… как ты это назвала?..”