“Если Булгаков, при всех гностических влияниях, в своем понимании жизни и истории отталкивался все же в первую очередь от христианской традиции, осмысляя и трансформируя ее в искаженном свете, то для Лукьяненко христианство не существует вовсе ” .
“В конечном счете в третьей части трилогии выясняется, что противопоставление обычных людей и вообще всех „иных” гораздо важнее изначального противостояния „светлых” и „темных”. Что парадоксальным образом оказывается верным, поскольку христианская традиция, как известно, в принципе не признает деление магии на „белую” и „черную”, считая его выдумкой самих оккультистов или, во всяком случае, внутренним различием между ними, принципиально не существенным для истинной, христианской оценки магии как соработничества с бесами”.
“На наш взгляд, важнейшей чертой художественной онтологии трилогии о дозорах, в свете ее христианской оценки, является то, что в ней напрочь отсутствует иной мир, как он понимается в христианстве”.
“Если для Лукьяненко христианская традиция как религиозный и культурно-исторический феномен просто не существует, он не знает и не хочет знать ее, то для создателей фильма христианство есть враг, подлежащий уничтожению , на которого нацелен главный удар. Прежде всего (и это главное) даже Лукьяненко не столь примитивен, чтобы давать прямую апологию антихриста (да ему, с его оккультным гуманизмом, это и не нужно), а в фильме это, по существу, главная идея”.
“В этом смысле „Ночной дозор” является логическим завершением огромного течения в современной и постсовременной культуре, которое наиболее адекватно выражает ее антихристианский и постхристианский характер. Российская либеральная образованщина (и конкретно — те ее представители, которые являются теневыми авторами данного проекта) может по праву гордиться тем, что в войне со Христом и Его Церковью, в войне с делом спасения, ведущейся апостасийными силами всего мира (и прежде всего давно уже отрекшимся от Христа Западом), она является признанным и несомненным лидером”.
Игорь П. Смирнов (Констанц). Общество без ностальгии. — “Критическая масса”, 2005, № 1.
“Кажется, сейчас впервые в истории культуры наступило время, которому чужда тяга в прошлое”.
“Реакция (на недавно случившееся) возобладала над акционизмом — над большим историческим творчеством, неизбежно демиургическим по ориентации, вершащимся со стратегической оглядкой на грандиозные прецеденты”.
“Помимо ностальгии и — шире — самоотчетного мышления post festum, мы незаметны для себя, растворены в объектах, в контексте. Новое, не думающее о воскрешении старого, вошло в историю без манифеста, без программы, очерчивающей будущее. То, что хочет быть эфемерным, не преследуя долгосрочных целей, наверняка и будет таковым, ибо история — это поле исполнения всех намерений человека”.
Тайное время. Людмила Улицкая отвечает на вопросы Дмитрия Бавильского. — “Топос”, 2005, 30 и 31 мая, 1 июня <http://www.topos.ru>.
“Я категорически не хочу быть буржуазной. По истории жизни и душевному складу я из породы левых... <…> Для меня образец свободной, артистической жизни значительно более мил, чем образец жизни буржуазной. Возможно, такой подход — это тоже наследие моей юности...”
“У меня есть идея о том, что каждый человек имеет постоянный возраст. Я придумала ее достаточно рано, когда моя мама, сугубо психологически, сообразно своему настоящему возрасту, была гораздо моложе меня. Это стало очевидно к моим 15 годам, когда сложилась ситуация, в которой это мама у меня (а не я у нее) спрашивала — как ты считаешь... что ты думаешь по этому поводу... Маме было 38, а мне 15, но уже тогда наши отношения оказались как бы перевернутыми. Проходили годы, но я все время казалась себе старшей среди своих подруг. Затем наступил момент, когда очень многие люди вокруг меня стали старше. Так и появилась моя теория о том, что каждый человек доживает до своего тайного, внутреннего возраста и в нем очень хорошо себя чувствует, а потом в нем и остается: уже не может расти дальше. <…> Я свой возраст определяю в 33 — 35. Сейчас мне перевалило за 60, но я ощущаю себя где-то там. Когда моей маме исполнялось 50 лет (ушла она рано, в 53), я спросила ее — вот ответь мне честно на один вопрос — как ты ощущаешь эту круглую цифру? И мама ответила, что юбилей не имеет к ней никакого отношения. А на сколько ты себя ощущаешь? Между 18 и 21 годом”.