— Ладно, пойду взвару принесу.
Когда Василина ушла, Юхим-дед почесал за ухом, потом, смущенно и досадливо отгоняя от лица комарье, сказал:
— Оно и верно. Я сразу, как тебя увидал, подумал: сгодишься! Банда тут у нас завелась. Банда! Прямо как в Гражданскую. Перемену власти почуяли. От и разгулялись по хуторам — не приведи Господь. И главно дело — нагло так бесчинствуют. Одного поймали — ларек обчистил, — так он прямо в лицо всем крикнул: “Меня завтра выпустят, а вам по шапке дадут”. Так оно и вышло! Отпустили его. Милиция — и районная, и областная — за них. Приезжал тут один майор из области. Пил самогон у соседей, хвалился: “Колхозам, — говорил, — конец, землю перераспределять будем. Собственник, — говорил, — другой нынче явится. И хутор ваш теперь — ему отойдет. А вас, дураков, — на принудительные работы, в Ханты-Мансийский автономный округ!”
Я неопределенно хмыкнул.
— Так ты поэтому, племяш, письмо возьми. В Москве главномилицейскому начальству передай. Мы хоть в колхозе никогда и не были, даже и на дух он нам был невыносим, а только банду надо гнать отсэда. Так передашь?
— А чего ж? — Я не слишком-то верил в банду, равно как и в проданную-купленную милицию.
Над хатой Юхима засветилась волшебная, только в песках отдающая настоящим, словно выкопанным из земли, черноватым, а потому и не фальшивым золотом луна. Опрокинутое ввысь, глубокое небо с первой звездой чуть покачивало себя над песками. Резвое, еще бродящее молодое вино щекотало язык, губы. Где-то над казачьим ериком (отводом от Днепра, вырытым еще в ХVIII веке для рыбалки и войсковых потех казацкой голотой) покрикивали вечерние птицы. Не жизнь — рай. И холодок песков, тянувшийся от редких акаций и далеких сосен, это ощущение только усиливал...
— Василина! А ну ходь сюды.
Василина не отозвалась.
— Счас письмо принести заставлю! А то выпьем — забудем. Василина! Та куда ж она подевалась?
Юхим-дед вылез из-за стола, и на лице его вмиг проступили растерянность и обида. Вскоре они сменились гадливостью и слюнявой злобой.
— Опять, сука, к Гнашке побегла! Опять! А ну пошли со мной! Выкурим ее оттэда.
— Что за Гнашка такой? — спросил я, сам не зная зачем.
— Гнашка? — Юхим-дед от досады слегка даже приостановился. — Та живорез тут один. Ему за восемьдесят, а он все баб подманивает. А одну — так даже зарезал вроде. Только не смогли доказать. Годков пятнадцать тому назад... Ну, сука, ну если она только у махновца у этого!
Тут приостановился я:
— Так Гнашка — махновец?
— Ну! Я ж тебе о чем толкую! Двадцать пять лет отсидел, вернулся, с тех пор живет — бирюк бирюком. Только пчелы и виноградник. Да еще эти... Корни он режет. Фигуры делает. Красивые они, а только страшные. Ежели ночью увидишь — обделаешься. А что сильный и жилистый, как коряга, — то правда, то не отнять у него. На бойню бычков вести — до сих пор его кличут. Тут у нас бойня недалече. Так он всегда прямо перед бойней, для смеха, бычка и заваливает. Даст кулаком меж рог — бычок на землю без памяти. А Гнашка нож из-за халявы вынет, по шее бычка как полоснет! Убойщикам опосля его делать нечего. А он еще, подлец, нагнется, палец в порез окунет — а полосует он тонко, — кровь понюхает. И аж судорога ему делается. Так хочется бычьей кровушки спробовать. Да не пьет чего-то... Идем быстрей!
Юхим-дед зашлепал босыми ногами по ласковой, осенней, в прах перетертой пыли к калитке, чуть не силой таща меня за собой.
У калитки я все-таки остановил его, спросил: не приезжал ли сюда З., бывший ординарец или, как некоторые считали, адъютант Нестора Махно?
Юхим отвечал утвердительно, но отвечал неохотно: мысленно он уже был в Гнашкиной хате.
— Ну, сука, ну ежели она там!
Сухо кашлянул в песках выстрел. За ним второй, третий.
— Банда! Банда... — Юхим-дед даже присел от страха. Потом заметался, кинулся вперед, назад...
Однако любовь пересилила страх, и уже через минуту он вернулся из дому со старинным, тонко окованным, украшенным по прикладу резьбою ружьем. Под луной, под звездами узоры на ружье были приметны: тихо поигрывали изгибами, жили таинственной, отдельной от собственного смысла — убивать и калечить — жизнью...
— А ну быстро за мной, счас мы этого Гнашку проверим!