Физик Р. Фейнман даже придумал термин “наука типа карго-культа”. Именно к этой категории, по его мнению, следовало отнести многие разновидности гуманитарных наук. Наверняка не последнее место в карго-пантеоне заняли бы и такие некогда почитаемые в нашей стране дисциплины, как научный коммунизм, история КПСС и марксистско-ленинская политэкономия.
Российские же “почвенники” считают, что карго-культ — это вера в демократию западного образца и в эффективность рынка, которую насаждали российские реформаторы. Но добрый западный дядя никогда не примчится к нам на своем голубом вертолете с мешком подарков, чтобы вознаградить за приверженность идеалам свободы и демократии. А если и прилетит, то не для того, чтобы раздать свои карго-подарки, а, напротив, с целью отобрать то, что оставили нам в наследство предки. Ту же нефть или газ или куски нашей территории. Рынок в российском исполнении — не что иное, как имитация взлетных полос, на которые невозможно сесть, предназначенная для приема самолетов, которые никогда не поднимутся в воздух.
В моей трудовой биографии есть эпизод, который я не очень-то люблю вспоминать. В середине девяностых я почти полгода числился в штате организации, гордо именовавшей себя “товарно-фондовая биржа”. Не требовалось большого ума, чтобы понять: на фоне российской карго-биржи земляной самолет туземцев выглядел новейшей моделью “боинга”.
Впрочем, карго-культ понадобился Пелевину не для того, чтобы посмеяться над вечным российским “низкопоклонством перед Западом” либералов или верой в культ предков патриотов-почвенников. Писатель мыслит намного более масштабно. Нью-йоркское или парижское карго ничем не лучше московского. Земляные самолеты одного племени не могут быть лучше насыпных самолетов другого, потому что любая человеческая культура — это карго-культура. С той не слишком существенной оговоркой, что вместо псевдосамолетов люди строят города.
Красная жидкость ( “red liquid”) . Жидкость, которую пьют, или — на языке вампиров — “сосут”, обитатели Empire V. В девятнадцатом веке она называлась “флюид”, а когда в моду вошло электричество — “электро”. Затем это слово тоже стало казаться грубым, и вампиры начали говорить “препарат”. В девяностых годах укоренилось слово “раствор”, а в последнее время — “красная жидкость”. История империи — это история ее языка.
Отношения между людьми и вампирами среди последних принято именовать “симбиозом”. Политкорректность — великая сила. Лучший способ решения конфликта, который кажется неразрешимым, — дать ему хорошее имя. Такое, которое позволит конфликтующим сторонам “сохранить лицо”. В старых учебниках русской истории красочно описывались ужасы татаро-монгольского ига. Новая парадигма исторической науки уже не называет отношения завоевателей, “злых татаровей”, и русских — игом или рабством. Оказывается, это был… правильно, симбиоз. Школа академика Фоменко на основе многолетних изысканий вообще пришла к выводу, что хан Батый и Александр Невский — одно и то же лицо.
Повсеместное торжество принципов политкорректности вызывает недоумение у многих — но не у нас. Потому что мы теперь знаем: законы Empire V неизбежно становятся законами человеческого сообщества.
Куршевель. Горнолыжный курорт на юге Франции, любимое место отдыха олигархов и новых русских. Слово “Куршевель” из названия курортного местечка давно уже превратилось в символ “гламурной жизни”. Каждый январь более 20 тысяч новых русских и олигархов съезжаются в маленький городок во Французских Альпах, чтобы провести там две недели, заполненные светскими развлечениями, шопингом и катанием на лыжах. Почему именно Куршевель, а не Вербье или Сент-Мориц? — задает вопрос англичанка Кэрол Кадвалладр, специально изучавшая тему “русские в Куршевеле” (“The Observer”, 2006, 23 января).
Наши журналисты со сладострастием или праведным гневом (в зависимости от того, допущен автор в круг избранных или нет) смакуют гламурную жизнь русской элиты в Куршевеле, местная французская пресса гневно возмущается тем, “как испоганили Куршевель русские за свои жалкие три миллиарда!”. И лишь немногие размышляют и анализируют. Среди них — уже упомянутая мисс Кэрол, судя по всему, особа с незаурядным IQ. Мысли, содержащиеся в ее статье, перекликаются с некоторыми из идей Пелевина. Русские сезоны в Куршевеле, считает она, — явление, родственное так называемому “культу карго”, возникшему среди папуасов Новой Гвинеи во время Второй мировой войны (см. Земляные самолеты ). И то и другое, по сути, — примитивная система верований, основанная на неверном понимании материальных ценностей, которые несет с собой западная цивилизация. Первый груз “Хаммеров”, бутылок дорогого шампанского и шуб из рыси уже был сброшен с неба на Куршевель, и теперь папуа-россияне регулярно приезжают справить свой культ у этого алтаря и воссоздать те вещи, которые показали им “белые люди”. Что ж, этнографам и социологам, а возможно, и политологам есть над чем задуматься.