Глядя на полотна “малых голландцев”,
вспоминаю:
на этом стуле с высокой спинкой
я когда-то сидел
(удобный стул).
........................................
Как все хорошо сохранилось!
Но где же я сам?
Куда я делся?
Годами ищу себя
на полотнах “малых голландцев”.
Ясность визионера — вот что поражает и притягивает к стихам Геннадия Алексеева. Каким-то чудом ты оказываешься убежден: поэт не кокетничает. Он и в самом деле помнит себя на полотнах “малых голландцев”, нисколько не удивится и даже не испугается, когда обнаружит себя, ожившего, там, в обстановочке нидерландского семнадцатого века. Говорят, что в юности, в 1957 году, Геннадий Алексеев оказался в Свердловске-16, в самый разгар первой аварии на атомной электростанции. Вполне вероятно, что это легенда. Вокруг странных ленинградских людей, писавших странные стихи, всегда роятся легенды.
В конце жизни Геннадий Алексеев написал роман “Зеленые берега”, опубликованный после его смерти. Роман — фантастический, то есть не фантастический, а мистический: знаменитая исполнительница русских романсов Анастасия Вяльцева не умерла и время от времени приходит к автору “Зеленых берегов”. Роман не слишком удачен, зато благодаря ему можно нащупать, можно понять главную тему поэта Геннадия Алексеева. Это — смерть. Вернее, инобытие, то место, где жизнь соприкасается со смертью.
В один печальный туманный вечер
до меня дошло,
что я не бессмертен,
что я непременно умру
в одно прекрасное ясное утро.
........................................
Погрустив,
я лег спать
и проснулся прекрасным ясным утром.
Летали галки,
дымили трубы,
грохотали грузовики.
“Может быть, я все же бессмертен? —
подумал я. —
Всякое бывает”.
Именно так в какой-то момент человек, читающий Геннадия Алексеева, внезапно понимает, что он читает тексты человека, видящего тот, другой мир. Нет, нет, эти стихи ироничны, наивны, шутливы и в то же время насмерть серьезны: в этих стихах Ромео и Джульетта смеются, когда им говорят, что Шекспира когда-то не было! В этих стихах никто никогда не умирает, потому что все живы — или потому, что все уже умерли. В тот момент, когда это понимаешь, мир стихов Геннадия Алексеева становится подобен миру из страшного испанского фильма “Другие”. Повторюсь, это мир человека, который видит других, умерших, исчезнувших, потому что должен ведь быть кто-то, для кого все они не умерли и не исчезли. Геннадий Алексеев написал стихотворение “Купол Исаакия”, в котором любование эффектно освещенным на фоне сине-фиолетового неба куполом Исаакия сменяется страхом за этот купол:
И вдруг я понял,
что он боится неба,
от которого
можно ждать всего, чего угодно,
что он боится звезд,
которых слишком много.
И вдруг я понял,
что этот огромный позолоченный купол
ужасно одинок
и это
непоправимо.
Чего может бояться купол Исаакия в житейском смысле? Бомб, которые сыпались на город во время блокады. В метафизическом — богооставленности, пустоты бесконечного мира, в котором больше мертвых, исчезнувших, чем живых. В 1961 году Геннадий Алексеев написал поэму о блокаде “Жар-птица”. Про блокаду написаны две великие книги — повесть Шефнера “Сестра печали” и сентиментальная поэма Геннадия Алексеева “Жар-птица”.
Я встретил ее совершенно случайно —
однажды ночью
на набережной.
Она сказала:
— Вы меня простите,
но я должна,
должна вам рассказать!
Так поэма начинается, заканчивается она словами той, что “должна рассказать”:
Зарыли меня
на Охтинском.
Третья траншея от входа,