Выбрать главу

— Ричард в тигровой шкуре.

 

ОПАСНЫЕ СВЯЗИ

 

Осенью 1999 года Санта-Монику посетил Никита Михалков — в рамках его тогдашнего проекта номинироваться в президенты России. Калифорния была близка ему недавним (1994) Оскаром; наверно, волновал и образ Рейгана, из Голливуда проложившего себе дорогу в Белый дом. В поисках международной поддержки Михалков прибыл в наш городок со свитой экономиче­ских и политических советников, и ему устроили прием в Фонде Милкена. А Фонд разослал приглашения всем, кому не лень, в частности на кафедру славистики.

Мы пошли. Мою гостью манила американская тусовка на высшем уровне — тем более что ей жгла руки новая по тем временам цифровая камера, меня же интересовал Михалков, правда не как политический деятель, а как автор моей любимой “Неоконченной пьесы для механического пианино”. К тому же милкеновский центр недалеко — в пределах велосипедной досягаемости.

В дальнем углу зала был накрыт небольшой фуршет, и после выступления маэстро и доклада одного из его советников о судьбах России (с цифрами, фактами и диаграммами) наступил момент неформального общения. Михалкова окружили плотным кольцом, но моя спутница хотела, чтобы я пробился поближе, заговорил с ним и было что поснимать.

Срочно требовалось придумать умный вопрос. Я мобилизовал свои дискутантские навыки и, почтительно отрекомендовавшись поклонником его таланта — местным профессором литературы, понес первое, что пришло в голову:

— В “Неоконченной пьесе”, в одной из сцен на веранде господского дома, есть персонаж второго плана — вечно дремлющий тесть главного героя, которого играет Павел Кадочников. А в “Утомленных солнцем” на аналогичной веранде, но уже советской, некоего интеллигента с раньшего времени играет Вячеслав Тихонов. Напрашивается перекличка между их звездными ролями: оба в свое время сыграли советских агентов в немецком тылу, Кадочников — в “Подвиге разведчика”, Тихонов — в “Семнадцати мгновениях весны”. С какой целью был задуман этот эффект?

Михалков посмотрел на меня с сомнением, сказал, что ничего такого ему в голову не приходило, меня тут же оттеснили, но какие-то снимки были сделаны и хранятся у меня в компьютере.

Операция “Михалкова — в президенты” вскоре захлебнулась, так что ему пришлось довольствоваться ролями императора Александра III в “Сибирском цирюльнике” и президента Российского фонда культуры и председателя Союза кинематографистов России в жизни. Роль президента РФ досталась, как известно, еще одному нашему человеку в Германии.

 

НЕПОЛНЫЙ КОНТРОЛЬ

 

На всемирном форуме о мировом значении русской литературы в Москве в декабре 2004 года среди прочих выступала моя когдатошняя сокурсница. За истекшие полстолетия она мало изменилась. Она была все такая же худая и высокая, держалась так же прямо и говорила так же, как тогда, — тихо, обстоятельно и безапелляционно. Первокурсницей она точно знала, что будет заниматься театром Чехова, и теперь, прозанимавшись им всю жизнь и став первым театрочеховедом страны, а может быть, и планеты, она тем же, но уже вполне заслуженно учительским голосом описывала повсеместную востребованность чеховских постановок, сведения о которых стекались к ней с пяти континентов. Слушая ее, я представил себе карту мира, покрытую флажками и прямыми линиями с точкой пересечения в Москве, висящую на стене ее чеховского кабинета номер один.

Предавшись этим размышлениям, я отвлекся, но был вскоре возвращен назад переменой в интонации докладчицы. К ее невозмутимо эпическому тону примешалась какая-то беспокойная нота. Впрочем, и она звучала в мажоре, освеженном этими неожиданными модуляциями:

— И вы знаете, доходит до того, что где-то в Новой Зеландии ставят “Чайку”, совершенно не консультируясь с нами, и мы только потом стороной узнаем, а они сами нам даже не сообщают.

 

БЕЗ МУЖЧИН

 

Было уже за полночь. Кончался длинный уик-энд (первый понедельник сентября — праздник, Labor Day23 ), и мы еще не спали, когда в окно стали доноситься истеричные женские крики.

Я прислушался, стараясь понять, что это — реальная женщина или чей-то зарвавшийся телевизор. Для правды жизни крики звучали, пожалуй, слишком членораздельно, красноречиво, театрально. Впрочем, реализм в Америке полный, так что не ясно, кто кому подражает — телевидение женщинам или женщины телевидению. Слышно было, в общем, плохо — из-за вытянутости нашего дома в длину и прекрасной звукоизоляции.