Михаил Айзенберг. Черный ящик. — “ OpenSpace ”, 2008, 3 июня.
“По свидетельству поэта Андрея Сергеева, в известной литературной компании „ленинградцев” шестидесятых годов („круг Бродского”) слово „эскапизм” было из самых ругательных. Достойным выходом из положения казался только выход в самый первый ряд. Но следующему поколению пришлось привыкать к существованию вне всяких рядов — вне построения. Речь уже не шла о завоевании своего места: его просто не было (как не было вообще ничего „своего”). Свое место нужно было не завоевывать, а создавать, как создают новые рабочие места”.
Михаил Айзенберг. О посредниках. — “ OpenSpace ”, 2008, 24 июня.
“Не очень понятно, на чем это держалось. На „чуть-чуть”, на сдвиге в четверть доли. Один неуловимый ритмический крен — и ты погружался в какой-то гул, в шероховатое звучание города. В какое-то течение. [Кириллу] Медведеву удавалось (ну хорошо, не всегда, но когда-то) включить в речь это течение, и само стихотворение становилось вот таким слабым шумом, током — вечера, жизни, времени. Существовал какой-то крючок, которым он прихватывал невидимые миру петли”.
“Сегодняшний Медведев ищет выход в политику. Что им движет? Мы привыкли думать, что в подобных случаях человеком движет сострадание. Желание оказаться среди „бедных, странных, / одиноких, темных, больных, несчастных / и обреченных” — и заговорить от их имени. Но никому еще не удавалось говорить от имени других, не повышая голоса. Эта речь на повышенных тонах, перестраивающая и редуцирующая всю внутреннюю акустику автора, — не их слова, а слова (точнее, речи) около них и вместо них. Беда левого дискурса в том, что он существует за чужой счет”.
Николай Александров. Путем трэша. — “ OpenSpace ”, 2008, 10 июня.
“Трэш работает на сериальность, то есть на бесконечное повторение раз найденной ситуации, на усиление фиктивности мира. Видение мира здесь диктует избранный жанр, то есть условность детектива, триллера или дамского романа, поэтому мир не раскрывается, а скорее заслоняется этими „жанровыми очками”. Нужно быть полным идиотом, лишенным какого бы то ни было художественного чутья, чтобы утверждать, будто именно этот „второй сорт” литературы отражает наше время, „описывает нашу эпоху”. Эта литература не описывает ничего, кроме литературных штампов, кроме мышиной возни бытового ничтожества”.
Андрей Архангельский. Ужас Третьего. — “Взгляд”, 2008, 16 июня < http://www.vz.ru>.
“Влияние интеллектуального сообщества сегодня в России настолько ничтожно, что гораздо важнее любых идейных разногласий сегодня — само сохранение и поддержание общего культурного, интеллектуального веса страны. И в любом идеологическом споре хорошо бы помнить, что это само по себе огромное счастье — иметь возможность спорить по идейным мотивам”.
Андрей Архангельский. Язык семги. — “Взгляд”, 2008, 2 июня.
“Это самое, выдаваемое за национальную прелестную особенность, — любовь к долгим разговорам — она на деле есть коллективная болезнь общества, попытка справиться с психологической травмой, травмой всеобщего к тебе невнимания. Когда главная человеческая проблема собеседника не передача информации или обмен опытом, а многолетняя нехватка внимания, разговор и превращается неизбежно в терапевтическое средство, и в нем форма, поддержание разговора, что называется, оказывается важнее содержания или смысла. <…> Получается русский разговор”.
Андрей Архангельский. День беды. — “Взгляд”, 2008, 23 июня.
“Народ в эти дни [1941 года] совершал коллективный и в то же время индивидуальный выбор, который совпал с государственным. Наконец, выбор этот — воевать — был сделан по своей воле, а не из-под палки — иначе мы бы тут с вами не сидели и не писали колонки. Как этот выбор ему, народу, дался и в каких словах это формулировалось в миллионах голов — причем, может, всего за день или два до смерти, — мы до сих пор не знаем. <...> И это великий и, может быть, главный русский инстинкт — когда умирать в бою считается „приличнее”, чем не умирать”.