— Тянет, тянет. Ты когда центр починишь?
Музыкальный центр, подарок Роберта, давно пылится в углу. Векшин слушает кассетный плеер, подключенный к двум гигантским обшарпанным колонкам.
— Приедет Роберт — тогда и починим. Там деталей одних менять на сто баксов.
— Когда приедет-то?
— Тишина пока от него. Жалуется, что билеты дорогие. На Гавайях, говорит, отдохнуть в три раза дешевле, чем в Ташкент слетать. Если сюда не вырвется, обещает летом прислать приглашение.
— Круто!
— Типа в Майами поедем, — как можно равнодушней добавляет Векшин. — Не знаю, этой ночью звонить обещал. У них же, буржуев, день и ночь перепутаны.
К концу бутылки разговор скатывается к политике.
— На «Чор-Су» видел, — вспоминает Володя, — два продавца вот такую гору масла стальной нитью режут. Провели нитью по центру — гора с виду как была, а на самом деле уже надвое. Вот так же и мы — помнишь? Страну уже поделили, а мы жили, не замечали.
Входная дверь распахивается без звонка. Не разуваясь, в комнату входит Леша.
— Чё, Серый, все бухаем? — недобро говорит он вместо приветствия. — Ты когда за ум возьмешься? Когда работать пойдешь? Мать стонет от тебя, всему дому жалуется. Не вставай, не вставай, прошу, а то ща …бну. Ты знаешь, что ты очень серьезным людям конкретно запорол? Они шутить не будут, я тебя предупредил. Лучше не вставай. Я тебя прошу, сиди, не вставай. Ты чё буровишь? Чё бурухтанишь? Берись за ум, Серый, пока не поздно. Иди работай. И бухать завязывай. Эх, Серый, Серый… дурак ты, Серый. Горбатого могила исправит. Да просил же, не вставай, — бьет он Векшина под дых и, не прощаясь, выходит.
— Сам не знаю, Серега, зачем я с тобой пью, — нарушает Володя тягостное молчание.
— Ну так, ясный перец, с кем еще пить? Все уехали. Из нормальных людей остались только мы с тобой, Павлик да долбо…б Афганец.
— Нет, серьезно. С тобой же спиться — шесть секунд. Но что-то есть в тебе такое, отчего во всем — и вот в этой бутылке, и в лепешке этой — смысл появляется. Я ведь разве живу? Я жду чего-то. Как будто дали мне хвороста, послали на необитаемый остров сигнальный костер развести, а я развел, но не на том склоне, и все корабли мимо прошли, ни меня, ни огня не заметили. А когда с тобой — все по-другому. Как будто я тайный агент, меня в тыл врагам забросили и следят за каждым моим шагом. Вот я с тобой пью — они следят. Я говорю — они слушают. Ты, Серега, береги себя. Дверь входную закрывай, что ли…
— У тебя, Володя, работа вредная. Мозги сушит.
Опустошенная бутылка, задетая мохнатым тапочком, падает под столом.
— Вот я на той неделе в ЖЭК устраиваться ходил, — продолжает Векшин. — Там кадровичка мой диплом увидела — ох…ла. Как же вы к нам, говорит, с высшим образованием? А вот, говорю, сука, вот так вот…
— И что, взяли?
— Взять-то взяли, да я сам на следующий день не пошел. Что я, бобик, за тринадцать штук в месяц? Роберт, вон, приедет — за день больше истратит. — Векшин внезапно начинает трястись от беззвучного смеха. — У них слесарь один, бабай, убеждал меня, что в Ташкенте лучше жить, чем в России. Там, говорит, за мою работу семь тысяч платят, а здесь — тринадцать. Так в рублях же, объясняю ему, — п…ц, не понимает.
У Володи есть еще триста сумов на два пластмассовых стаканчика и три свободных часа до начала дежурства, и они идут на остановку, где ларек открыт допоздна.
Растворившиеся в сиреневых сумерках милицейские фигуры Векшин замечает в последний момент, когда стаканчики не только куплены, но и вскрыты.
— Выливаем? — вполголоса предлагает Володя. — А то ведь… распитие в общественных местах.
— Еб…сь! — возмущен Векшин. — Водку — «выливаем»?
Они, словно отражая друг друга, запрокидывают головы, двигают кадыками. Оглянувшись через плечо, Володя не находит зловещих фигур.
Обратный путь дается трудней. У самого дома Володя обнаруживает, что держит Векшина за руку. «Чтоб не упасть», — догадывается он, почти не удивляясь.
Пока Векшин возится с ключом, бормоча: «Вот так вот, бля, места надо знать», — Володя уже понимает, что скоро тот отключится и самое разумное, что можно сейчас сделать, — это отправиться на дежурство. Но лучше послушать с Векшиным специально захваченную из дома кассету, чем раньше срока возвращаться в затхлые коридоры.