Виталий Каплан. Виртуальная защита. — “Фома”, 2009, № 6 <http://foma.ru>.
“В последнее время меня все больше тревожит то, как именно люди хотят защищать детей. В СМИ одна за другой гремят скандальные истории об издевательствах над детьми — и население реагирует бурно. Участники сетевых дискуссий изощряются, каким именно способом надо казнить маньяков и педофилов, в курилках со вкусом обсуждают, какие сволочи вон те приемные родители, или вон эти чиновники из органов опеки, или вон та учительница. Что-то здесь есть от цирка, причем цирка древнеримского, с гладиаторами и хищниками.
А многие ли из таких „детозащитников” знают, где находится ближайший детский дом или интернат? Понятно, что далеко не всякий сможет взять на воспитание ребенка, тут, помимо желания, влияют и объективные обстоятельства. Но и просто прийти туда и спросить: „Могу ли я чем-нибудь помочь?” — на это способны немногие. К счастью, такие люди есть, но большинство предпочитает договариваться со своей совестью. Договориться довольно просто; например, сказать себе, что директора детских домов все поголовно воры, и жертвовать деньги — это значит подкармливать ворье. Мысль о том, что, во-первых, не все воры, а во-вторых, что помочь можно не только деньгами, но и общением с детьми, люди старательно отгоняют. Потому что иначе ведь шевелиться придется”.
Рышард Капустинский. Империализм, мистицизм и убожество. Перевод Ирины Киселевой. — “Новая Польша”, Варшава, 2009, № 5 (108).
Текст составлен из фрагментов интервью известного писателя, которые он давал в разное время.
“Русские не разобрались до конца со сталинизмом, не дали оценку советской системе. Обнародование ужасающих документов, правда о ГУЛАГе или Катыни — пожалуйста. Но сейчас и это отошло на задний план. Немцы на протяжении пятидесяти лет после окончания войны обсуждали вопрос, как она вообще могла произойти. А что в России? Достаточно посмотреть на издаваемые там книги. Одни переводы американской литературы. Ни малейшего интеллектуального напряжения, никаких попыток подвести итоги. Узнать что-либо о российском обществе, найти какие-то исследования, труды невозможно. Разрозненные материалы в газетах есть, но никто не собирается собрать их, объединить в какой-нибудь солидный труд”.
Ну, это не совсем так. Р. К., видимо, не знает о — по сей день выходящей — книжной серии “Россия XX век. Документы” (большая часть томов вышла под общей редакцией А. Н. Яковлева).
“О гибели миллионов своих сограждан люди знают, но далеко не все осознают, что несут за это и свою долю ответственности. Я видел мистерию в старорусском духе, где со сцены звучало: не русские совершили революцию в 1917 году — наоборот, они ее жертвы. Мало того: раз с 1917 года погибло сто пятьдесят миллионов русских, значит, русский народ пережил настоящий геноцид, причем уничтожены были лучшие. Это, мол, освобождает остальных от чувства вины. <…> У них нет Бога на небе, нет богов и на земле. Они абсолютно одиноки и сейчас ищут выход из этой трагической ситуации. Россия ищет выход из коллапса. Постепенно возрождаются национальные ценности. Начинает возрождаться великий русский мистицизм. Россия всегда была для русских мистическим, метафизическим понятием”.
Что-то здесь с дядькой и бузиной не совсем в порядке.
Владимир Козлов. Два языка, или Что стихотворение помнит о творении. — “Арион”, 2009, № 2.
“Если мир осознан как Слово, которое грешно не пытаться прочесть и грешно делать это всуе, то есть не утруждая себя , то поэтическое сознание приходит к вопросу о том, как именно прочитывать те или иные характеры и обстоятельства. И в том и в другом случае язык Священного Писания подсказывает необходимые слова и выражения. <…> Повторю главный тезис, сформулированный в начале статьи: каждое полноценное стихотворение несет в себе память о Творении, поскольку оно причастно к его языку. Почему это так?
Лирическое стихотворение — внежанровое образование, заменившее собой жанровую систему. Оно правит в поэзии уже более двух веков. Стихотворение — образование, творимое каждый раз заново, с чистого листа. Написав первую стиховую фразу, художник еще не знает, где окажется в конце пути и сможет ли он пройти этот путь. Вопрос о пути уже принадлежит языку Творения, вдохновляющему поэта то тем, то этим своим глаголом . Библейского образа может и не появиться, но религиозный предикат в стихотворении уже есть.