* *
*
Граждане Соединённых Штатов,
знаете, как мы живём в России? —
словно в ожиданье результатов
биопсии.
Станет ли диагнозом угроза?
Верить ли растерянной гадалке,
просыпающейся от наркоза
на каталке?
* *
*
Маленькое затишье,
и снова воет в трубе
страх, в котором боишься
признаться даже себе.
Ветер, ветер в ответе
за то, что страшно хрупкби
очень крупные дети,
крошечные старики.
* *
*
На родину! На свет, на запах,
на звук застольных песен дружных,
с пригоршнею ключей от замков
песочных, снежных и воздушных, —
хлебнуть молчанья проливного,
разжиться гречневою речью
в беличьих домиках Кускова,
в скворечниках Замоскворечья.
* *
*
Лицом к лицу лица не… Дальнозоркость.
Надень очки для чтенья — и увидишь:
пушистые ресницы поредели,
у глаз проклёвываются морщины,
горчит улыбка, губы стали мягче,
понятливей, послушней, благодарней…
Спокойной ночи! Ничего не бойся!
Целебней не бывает поцелуев,
чем эти, — перед сном, в очках для чтенья.
* *
*
Весело, нежно, пылко
пускаю себя в распыл.
Сердце моё — копилка,
которую ты разбил.
Надолго ли нам хватит
рассыпавшихся монет,
пёстрых коротких платьев,
ласк, снов, рифм, слёз, книг, зим, лет?
* *
*
Ты нежный, я очень нежная.
Мне так хорошо с тобою,
что кажется: жги меня, режь меня —
я не почувствую боли.
Так ласковы эти свидания,
так лакомы любельки эти,
что кажется: убивай меня —
я не почувствую смерти.
* *
*
засыхала на корню
мандрагорой
лопотала инженю
тонкогорлой
про гражданскую войну
пела второй
целовала простыню
на которой
* *
*
Дочки-матери на деньги,
на кому-помыть-посуду,
на простудишься-надень-ка,
будешь-ужинать-не-буду.
Почему-пиджак-прокурен?
Что-сказал-эндокринолог?
Мой язык литературен,
твой — проколот.
* *
*
тихо колышется
колыбель
в розе закрывшейся
дремлет шмель
спит аки пьяница
в луже дождь
где ж она шляется
наша дочь
* *
*
Открыть. Досаду превозмочь.
Наполнить чайник доверху.
Удочерить родную дочь
труднее, чем детдомовку.
Зачем она всё время врёт?
Зачем, моя хорошая,
всё делаешь наоборот,
так на меня похожая?
* *
*
Долги небесам отдашь ли,
расходы им возместишь ли,
поэт, не идущий дальше
коротеньких восьмистиший,
подслушанных в детских, в спальнях,
записанных без помарки,
доверчивых и нахальных,
как белки в Центральном парке?
* *
*
Уже дальнозорка. Ещё легка.
Уже плаксива. Ещё тонкорука.
Ещё могла бы родить сынка.
Уже могла бы баловать внука.