Выбрать главу

“Постсоветская Россия не состоялась как страна, как государство, как социум, объединенный внятным общественным договором”.

 

Петр Чусовитин. Мой поэт. Из записок скульптора и читателя. — “Литературная Россия”, 2012, № 24, 15 июня.

“2000. Жизнь [Юрия] Кузнецова была не жизнь, а алкогольная „смерть поэта”. Про него было бы вернее сказать не „пьющий поэт”, а „пьяница, пишущий стихи”, притом святой пьяница, ибо кроме водки, когда он запивал, ему решительно ничего не хотелось, даже славы, хотя все стихотворцы болезненно тщеславны. Пьянство было для него великим Служением, своего рода священнодействием, можно сказать, „несением креста”, а не пошлым времяпрепровождением или скверной привычкой…”

“27 марта 2002, в среду, заходил Кузнецов. Похвалялся присущим ему мифологическим мышлением. Многие, де, пытаются писать по-кузнецовски, но ни хрена не выходит. Вместо мифов получается какая-то скверная фантастика. Я, будучи настроен миролюбиво, сдержанно, но почтительно поддакивал”.

 

Галина Юзефович. Един в двух лицах. В продаже новый роман Акунина-Чхартишвили “Аристономия”. — “Итоги”, 2012, № 21, 11 июня < http://www.itogi.ru >.

“Несмотря на всю взвешенность и разумность авторской позиции, на крепко вылепленные характеры, на сложный и, как обычно, великолепно выстроенный сюжет, на историческую достоверность и прочие объективные достоинства, „Аристономия” — текст до невозможности банальный, предсказуемый и, главное, вторичный. Вобравший в себя все классические книги о революции и Гражданской войне — от „Хождения по мукам” Толстого до „Конармии” Бабеля и от „Призрака Александра Вольфа” Газданова до „Тихого Дона” Шолохова... <...> Вещь добротная, но безнадежно скучная и, если так можно выразиться, сугубо необязательная”.

“Впрочем, есть и еще одна гипотеза, несколько примиряющая читателя с акунинской неудачей. А вдруг перед нами реинкарнация проекта „Жанры”, и цикл, начатый „Детской книгой”, „Фантастикой” и „Шпионским романом”, внезапно пополнился „большим и серьезным русским романом средней руки”?”

 

Составитель Андрей Василевский

 

 

 

“Вестник аналитики”, “Вопросы истории”, “Донской временник”, “Дружба народов”, “Знамя”, “Иностранная литература”, “История”, “Наше наследие”, “Нескучный сад”, “Посев”, “Русский репортер”, “Отрок.ua”, “Фома”

 

Гана Бенешова. Кровь Кафки: Вера Саудкова. Интервью. Перевод с чешского Полины Козеренко. — “Иностранная литература”, 2012, № 6 <http://magazines.russ.ru/inostran>.

В прошлом году журналистке чешского еженедельника “Рефлекс” удалось взять интервью (до нее этого не удавалось никому) у девяностолетней племянницы Франца Кафки.

Г. Б. Сталкивались ли вы в социалистической Чехословакии с завистью: ведь ваш всемирно известный родственник пополнял семейный доход?

В. С. Кафка издавался по всему миру, но что касалось отчислений наследникам — тут социалистическая Чехословакия показала свое истинное лицо. <…>

Г. Б. Какая из его книг вам нравится?

В. С. Я прочитала все. Читая, всегда корю себя, что меня это мало задевает или что я вижу в книге не то, что написал Кафка. Мне неприятно, что я не понимаю его так, как должна бы. Вообще-то, я не встречала чешского читателя, который бы сбрендил от восторга на почве его произведений. Всеобщее безумие, окружающее фигуру Кафки, мне отвратительно.

Г. Б. Наверное, почитатели Кафки постоянно вас разыскивают.

В. С. На одной конференции ко мне подошел незнакомый мужчина, положил руку на плечо и, заикаясь, произнес: „Позвольте коснуться плеча, под которым течет эта кровь! Кровь Кафки!” Мне стало не по себе, и я убежала. Однажды, к примеру, некий ученый вполне серьезно спрашивал меня, не страдал ли Кафка недержанием мочи.

Г. Б. И что вы ему ответили?

В. С. „Мне это неизвестно. В нашей семье о таких вещах не говорили”. Внимание кафковедов сопровождает меня всю жизнь. И поверьте — в этом нет ничего приятного. К тому же что я могу рассказать о Кафке? Ведь он умер, когда мне было три года.

Г. Б. То есть в вашей памяти совсем ничего не осталось?