Ипекакуана 6, если тошнота вызвана переменой погоды, а при чувстве тяжести в правом подреберье — Купрум Сульфур 3.
Теперь я углядела эскиз Саврасова. Его так любил Скворцов. О, как прихотливы судьбы частных коллекций! Хотя не более человеческих. По крайней мере, Калерия наверняка научила своего вероятного мужа секретам Ореста Константиновича, последователя сгинувшего в лагерях Доктора.
Этот вальяжный гомеопат, кстати, помог пережить надвигающуюся зимнюю оттепель, но весной его телефон не отвечал. Тогда многие уезжали из Союза. И тут случилось явление Змея — Змей, конечно же, был гомеопатом. Но получен в подарок от аллопата!
— Такие состояния… — Знаменитый аллопат задумался и вдруг спросил: — А как вы относитесь к гомеопатии? — и, услышав фамилии Доктора и Скворцова, совершенно обрадовался: — Тогда с особенным удовольствием я рекомендую вам своего друга.
Друга звали Зиновий Яковлевич, но после первого же визита он обратился в Змея. Долго-долго, шевеля губами и подняв брови, Змей изучал рецепт гипотетического мужа Калерии, изучив, задумался, вздохнул, выпятил нижнюю губу и, отложив в сторону, сел писать свой. У Зиновия Яковлевича был свой взгляд и своя метода.
Итак, доктор, у которого висела коллекция Скворцова на стенах, никак не мог быть сыном генерала Ольхова. Из-за него, собственно, и рухнул второй брак Ореста Константиновича, хотя Калерия так не считала — считала, просто ненаглядный Викусин Орик только искал повод. Искал и вот нашел. Так она рассказывала подругам Викуси, своих подруг у Калерии никогда не было.
И в марте, прошедшем, канувшем, скрупулезно повторяемом оттепелями, солнечною капелью и морозами под утро, да и страстями, какой бы век ни шумел, в том далеком марте, когда так близко, год-другой, до смерти Хозяина, но: “…если бы знать!” — Скворцов напрасно ожидал в суде Калерию; Калерия опять не придет, а прибежит, опоздав, Натан Израилевич, адвокат и приятель, и, вытирая вспотевшее лицо под уничижительным взглядом помощника судьи, услышит вместе с Орестом Константиновичем: из-за неявки по болезни, справка прилагается, гражданки Скворцовой Калерии Николаевны заседание отложено и о новой дате стороны будут извещены дополнительно.
Так для чего Калерия затеяла суд? Чтобы отступить или дать ему возможность передумать? Считал: она сама не знает. Гонорливая красавица, оставшаяся без поводыря — без своей мамы. И Викуся возникла, будто она вот тут рядом, и он даже голос услышал и глянул в глаза, карие, но светлые, какие-то золотистые, янтарные, и янтарь на шее для больной щитовидки. Они и похоронили ее в этих бусах. И странная мысль — хотя почему странная? — когда Доктор их знакомил и он увидел эту насмешливую линию губ, эту улыбку принцессы — всегда повторял “принцессы”, хрупкая женщина с легкими горячими руками навсегда вошла в его жизнь. А может, юный Скворцов влюбился в возлюбленную своего учителя, но не осознал, так бывает. Может, он и на Калерии женился поэтому. Может, поэтому они и разбегаются теперь.
IX
— Приезжай, Оренька! Приезжай срочно! — просила Зая.
— Что-нибудь случилось?
— Да, — сказала Зая, — но ты не волнуйся. Ничего страшного, но ты должен к нам приехать.
— Ты заболела? Или Шурочка?
— Никто не заболел. Но приезжай, и лучше сейчас. Скорее надо!
Он сразу же стал собираться. У него значились в это утро еще два пациента, один молодой, хотя старинный, потому что довоенный, точнее — долагерный: Лючин Евгений Бенедиктович. Учитель вел его мать, кажется, еще с одиннадцатого года, актриса, и то же несчастное сердце… Он уже мог бы передоверить его Калерии — способная. Но не сейчас, не в эти дни и не Лючина. Все-таки Лючин — его пациент. Скворцов позвонил ему по домашнему телефону, а у него и служебный был, но Лючин сразу взял трубку, еще был дома, и они договорились. В те же часы, но через неделю.