Да, так мы, в основном, друг друга и представляем. Не люди, а… как там?.. функции.
Дробов думал о вечерней репетиции. Совсем не та это будет репетиция, какую представляет жена, какой бы хотелось ему самому. Не материал для нового альбома они вечером будут репетировать. И, лежа вчера вечером рядом с Натальей, после того как почитал про Барби, он хотел признаться, какие деньги приносит время от времени сверх зарплаты, туманно поясняя: премия, временное повышение... Готов был, но не смог. Не из-за боязни упреков, что, типа, а почему раньше не сказал… Нет, вряд ли она будет что-нибудь говорить такое. Удержало другое — стыдно было сказать, какие песни их группа уже года три поигрывает в клубе «Одна шестая».
Клуб был стилизован под ресторан советского времени, и живой звук там был соответствующий: иногда выступали известные в прошлом певцы и певицы, группы, популярные лет тридцать назад, а нынче играющие на корпоративах или на таких вот площадках, а когда никого более или менее именитого арт-директору отыскать не удавалось, звали группу «Антидот».
И одно дело, если бы исполняли свой репертуар или хотя бы близкие по духу песни… Попытки поначалу были.
— В Советском Союзе панк-рок неплохо знали, — помнится, доказывал барабанщик Паша Гусь, знакомый с арт-директором «Одной шестой». — Записи «Пистолетов» ходили, «Клэш»…
— Игги Поп еще в семьдесят пятом в Москве побывал, — вставил Дробов.
— Да? — Арт-директор заинтересовался. — И что, концерт дал?
— Нет, конечно… Туристом.
— Ну, туристом! Туристом к нам и Прабхупада приезжал. Мало ли кто… Нет, ребята, беру вас на своих условиях…
Главным условием было исполнение песен советского периода. Точнее, семидесятых — начала девяностых годов.
— Без глубокого андеграунда, — уточнил арт-директор. — Лоза с «Примусом» — самый край. Можете аранжировать поживее, но, ясно, не до панка. Нельзя ломать имидж клуба.
— А слова можно переделывать? — спросил Макс, басист.
— Как?
Макс вдруг запел жалобным голосом:
Плачет девочка с автоматом —
Больше некого убивать.
Вся в слезах и губной помаде,
Ох, как хочется постреля-ать.
— Не стоит, — серьезно ответил арт-директор. — В общем, решайте.
После этого парни зашли в кафешку, взяли водки и стали спорить.
Спор был острее и ожесточеннее, чем раньше, когда пытались решить, как будет звучать новая композиция… И спорить тем более было неприятно, тяжело, что все понимали: ничего нового в результате его не появится.
Правда, поначалу общались довольно спокойно.
— Понимаете, — говорил Паша, — хоть какая-то реальная деятельность. Реальные башли зарабатывать будем.
— Ну, блин, зарабатывать можно и в офисе, — буркнул Максим.
Дробов на эти слова усмехнулся:
— Кто нас в офис возьмет? Там уметь что-нибудь надо.
Получилось, что этими словами он поддержал Пашу. Тот воодушевился:
— Вот-вот! Сколько лет перебиваемся, а тут будет хоть чем за студию платить.
— Но ведь, — включился в разговор Андрей, соло-гитарист, основной вокалист и по факту лидер группы. — Но ведь это предательство.
Паша вскипел:
— Кто кого предает? Кто?!
— Мы все.
— В смысле?
— Если мы начнем попсу лабать, мы предадим свою музыку. То, чем пятнадцать… двадцать лет почти жили.
— Да почему! Разучим несколько песен, будем исполнять их раза три в месяц, получать за это гонорар. А остальное время — наше.
Дробов опять усмехнулся:
— Все попсари с этого начинали.
Паша грустно на него посмотрел:
— Нам уже поздно попсарями становиться. Вообще хоть кем… Графов Монте-Кристо из нас не вышло.
— Что? — наморщил лоб простоватый Макс.
— Он имеет в виду, что панк-рокерами мы не стали… Но предавать свою музыку я лично не буду.