— Верно. Один из самых больших на этаже.
— Мне кажется, — заглянул я ей в глаза, — такой красивой девушке совсем неприятно добираться домой по темноте. Да еще и совсем одной.
— О-о-о-о да, — девушка показала белые зубки, — бывает, что кто-нибудь пристанет. Иногда даже дворяне. Многим не достает манер.
— У меня с манерами все в норме.
— И это видно, господин.
— Я думаю, тебе гораздо сподручнее будет добраться домой утром.
— А где же мне провести ночь?
— Ну, одному мне такой большой телевизор точно ни к чему. А вот в твоей компании, самое оно! — улыбнулся я.
— Вот как, — девушка открыла ротик, чтобы продолжить, но… так и не продолжила.
— Чертова низкосортная шарага! — Раздался в холле молодой и очень возбужденный голос, — с дороги!
Я обернулся к правому крылу большой лестницы, где шумели какие-то дворяне.
Трое молодых парней, одетые в черные брюки с красными лампасами и белые рубахи, решительно двигались к стойке ресепшена. Один из них вел на поводке кошмея — одомашненное существо из осколка. Стройное и высокое, в холке ростом с добермана, оно напоминало помесь кошки и змеи. Кошмей смотрел на всех большими изумрудными глазами и постоянно пробовал воздух на вкус змеиным языком.
— Расступись! С дороги!
— С дороги, тебе сказано! — толкнул один из них коридорного слугу.
Резкое движение, при этом, напугало кошмея и тот остановился, прижал к плоской голове чешуйчатые уши.
— Чего стал? Топай! — дернул поводок хозяин животного. Бедный кошмей аж высунул язык, но сдвинулся с места. Я нахмурился.
— Что вам угодно господа? — С беспокойством в голосе проговорила девушка-регистратор.
— Вы что, меня не слышали? — Набычился с ходу беловолосый парень с квадратной челюстью, который был хозяином кошмея, — мне нужен номер с открытой мансардой! У Моли, — указал он на кошмея, — внезапно начался брачный период и по ночам она воняет мускусом! Жить с ней в одном помещении решительно невозможно!
— Я… я… — растерялась девушка.
— Эй, — посмотрел я на парня исподлобья, — давай полегче с ней.
— А ты кто… — другой, пониже и с каштановыми волосами сделал ко мне шаг.
Я тут же метнул в него холодный взгляд. Парень явно хотел сделать и второй шаг, но увидев мои глаза, замешкался. Остановился, — не вмешивайся не в свое дело! — Уже не так уверенно сказал он.
— Тихо, Борх, — неприязненно посмотрел на меня беловолосый, — побереги пальцы. Нам завтра играть.
— Это очень правильный совет, — сказал я, — будет здорово, если ты сам ему последуешь. Но лучше сделай голос на пол тона тише. А то может тебе завтра петь, а ты охрипнешь.
Он ничего не ответил, только сжал пухлые губы. Посмотрел на девушку.
— Я требую поменять мне номер.
— Эм… — замялась она, — последний номер с открытой мансардой забрали. Только что.
Белобрысый гневно выдохнул. Потом выпятил грудь, и надменно заговорил:
— Мое имя — Витольд Марк фон Липский, сын барона Марка фон Липского. Я дворянин. И тот, кто занял мой номер с мансардой, должен немедленно его вернуть.
— Кажется, — усмехнулся я, глядя на каштанового, — ты был не прав, дружище. Я влез как раз в свое дело.
Все вчетвером (даже кошмей), удивленно посмотрели на меня.
— Потому что последний номер с мансардой на этаже, — продолжил я, — занял я.
Глава 6
— Ты? — Белобрысый вздернул подбородок. Нахмурился, — тогда ты немедленно должен обменяться со мной номерами.
— Нет. Не должен, — хмыкнул я, — и не буду.
— Это еще почему? — Искренне удивился Витольд Марк фон Липский, сын барона Марка фон Липского, — что значит, не будешь?
— Не буду, — пожал плечами я, — во-первых, нужно думать, когда берешь кошмея с собой в поездки. А во-вторых, попроси ты нормально, Витольд Марк фон Липский, я бы еще задумался. Но твой тон что-то совсем отбил у меня всякое желание идти навстречу.
— Ты вообще кто такой? — Не выдержал каштановый, — кто такой, что говоришь так с высокородным? — Он принялся оглядываться на своих дружков, как бы ища поддержки, — оборвыш какой-то!
— Ты вообще дворянин хоть? — Вклинился коротко стриженный брюнет, худощавый, но поджарый.
— Я б на твоем месте, — начал белобрысый, — постыдился даже заговаривать с нами.
Окинув каштанового взглядом, я хмыкнул.
— Мой покойный дедуля однажды сказал замечательную фразу, — нахально усмехнулся я, — «Любая высокородность легко перечеркивается говнистострью характера.» А тут таким душком веет, — теперь я окинул взглядом всю группу, — что еще непонятно кто воняет сильнее. Ты, с дружками, или кошпей, — я глянул на девушку, — я бы побеспокоился за кошпея.