Я застыл на месте. На мгновение закрыл глаза, чтобы прийти в себя. Глубоко вздохнул. От потока воздуха в легких голова загудела еще сильнее. Мне даже показалось, что я услышал далекий женский голос. Знакомый голос.
— Что за херня, — мотнул я головой, — точно отходняки… Откуда в этом месте взяться ее голосу?
Вернувшись в комнату, я тут же взял из аквариума Коржика. Драконоулит посмотрел на меня удивленными глазами. Зевнул, показав светящееся огнем горлышко, а потом присосался к предплечью.
— Так приятель. Ты мне нужен, — проговорил я, — надо бы взять эликсир от похмелья. А то оно меня доконает.
Схватив свой парадный костюм, что приготовила мне служанка, я вышел из комнаты в одних только тренировочных штанах.
Нужно было спуститься в самый подвал поместья, откуда попасть во подземную пещеру. Когда-то в ней находился осколок моего старого мира, но прадед, Иосиф Атрид, все же умудрился вычистить его от плотоядных грибов, что там жили. Когда я узнал об этом, то даже расстроился. Из плотоядных грибов выходит отличный суп.
Я шагал шустро, с высоко поднятой головой, смущая всех служанок, которым попадался на глаза.
— Господин Аарон! — Увязалась за мной молодая служанка в пышной юбке и обтягивающей ее стройную фигурку униформе, — куда вы в таком виде?
— По делам, моя дорогая! По делам!
— Накиньте! Нельзя же так! — Она предложила мне белую рубашку, которую взяла, видимо, из гардеробной.
— Не! Спасибо! Я со своим! — Показал я свернутый в руке костюм, — к тому же лен хорошо горит! — Теперь продемонстрировал, присосавшегося к предплечью Коржика.
Служанка побледнела.
Несмотря на то, что выглядел я бодрячком, головокружение не проходило и даже усиливалось. Это было довольно нетипично. Похмелье после эликсиров, конечно, могло сохраняться и две недели, но таких приступов не случалось. Обычно, состояние постепенно улучшалось.
Нужно было быстрее спуститься на самый нижний этаж поместье. «Упасть на дно». Только там я мог войти в свой «Сад». О нем, о «Саде» никто не знал. Войди я на верхних этажах, точно разнес бы свою комнату, коридор и три-четыре смежных помещения.
Обычно я никогда не рисковал, чтобы ходить в него в пределах территории поместья рода, если кто-то об этом узнает, точно возникнут вопросы, но сейчас мое состояние странно ухудшалось. Не хочу быть, как вареная картошка на завтраке с этим Патрициным. Особенно учитывая, что это все может быть план мести за сына. Но если поймают, за Коржика придется побороться.
— Аарон! Аарон! — Услышал я из дальнего конца светлой галереи.
Посмотрев туда, я закатил глаза и попытался ускорить шаг, чтобы быстрее добраться до лестницы.
— Ты что, меня не слышишь? Аарон! Постой!
— Господин, вас зовет госпожа Снежана! — Посмотрел на меня коридорный.
— Ах да. Как я мог не заметить? — Выдохнул я и остановился.
Хотел же избежать разговоров со второй женой отца. Глупая как пробка, но невероятно наглая, она уже вторую неделю таскается за мной с одним и тем же вопросом. И постоянно получает один и тот же ответ. Уверен, что сейчас все повториться.
— Ты, что, молодой человек, не слышал, что я зову тебя? — Приблизилась Снежана.
Высокая и худощавая она немного напоминала скелет. Ее черные лоснящиеся волосы сильно контрастировали с белым лицом. Длинное платье в блестках подчеркивало ее худобу. И как эта женщина умудрилась выносить и родить троих детей? Глаза же смотрели до тошноты высокомерно.
К слову, Снежана не была моей родной матерью. Первая жена герцога Петра Атрида, она же моя мать, погибла в ночь, когда у Пауля открылась ульта.
— И почему ты в таком виде? — Окинула она взглядом мой голый торс, но потом он тут же упал на Коржика
— Нет, матушка.
— Что, нет?
— Люций не получит Коржика.
Она сузила глаза, и я понял, что предвкусил ее вопрос.
— Люций ребенок. Ты обязан отдать зверька ему. Он хочет
— Нет, — повторил я.
— Это еще почему?
— Потому что не хочу я.
Снежана нахмурилась. Некоторое время, мне казалось, что я буквально слышу, как работают ее мозги. Потом она сообразила:
— Я, вообще-то, пришла сюда не из-за этой жуткой животины!
Коржик оскалился и зарычал, а Снежана испуганно отступила на шаг.
— Осторожнее, матушка, — хмыкнул я, — он очень обидчивый.