А ночью бомбить цели в Средней Англии куда как безопаснее.
Когда уже стемнело, волнение генерала превратилось в самую настоящую тревогу. Он начал себя ругать за то, что поддался эмоциям и не выслал целую эскадрилью днем позже, потеряв ценный самолет, а главное — отличного разведчика.
Телефонный звонок раздался как гром посреди ясного летнего неба.
Трубку взял командир части полковник Малахов. Выслушав, он сказал несколько слов, после чего передал ее генералу.
— Голованов слушает.
— 83-й истребительный полк 11-й смешанной авиационной дивизии, к нам сегодня самолет упал. По документам смотрели — думали, ждете вы его.
После нескольких минут путаных объяснений Голованов не выдержал:
— Кто говорит, представьтесь!
— Замполит восемьдесят третьего истребительного полка Минин! Временно замещаю командира полка на КП.
— А где командир?
— В штабе дивизии. Уехал за заданием.
— Кто к вам прилетел?
— По документам — капитан Асташенков. На машине живого места нет. «Спитфайры» поймали уже над Каналом. Наши насилу отбили.
— Пилот как, пилот жив?!
— Пилот жив. Везучий парень. Слегка контужен, но цел. Отправили к вам с оказией на бомбардировщике.
Да что за чушь несет этот Минин. Сам голос в трубке раздражал начштаба.
— А фотоаппаратура как?! Как она?!
— Фотокамера вдребезги. Но пленка уцелела. Наши техники сняли кассету. Сейчас летчик к вам летит.
Настроение резко прыгнуло вверх, сменив полярность.
— Ах, ты мой родной! Вот тебе спасибо! Как тебя там, Минин? Товарищ Минин, от имени руководства Воздушного Фронта объявляю вам и всему личному составу полка благодарность! В письменном виде получите позже. Все, отбой.
Не выдержав, он вскочил из-за стола и начал ходить по комнате.
— Малахов, этот Минин говорит, вы в курсе каким бортом к нам летит Асташенков с кассетой?
— Да, конечно. Кроме них у нас сегодня никто не сядет.
— Сразу после посадки Асташенкова с кассетой ко мне. Ты, кажется, чай предлагал? Сиди, жди, а я пока пойду, почаевничаю. Замаялся с вами.
Быстрым шагом генерал покинул комнату.
Везунчик Асташенков отделался только ушибами при посадке. Всю дорогу до штаба он клевал носом. Голованов отпустил бы пилота, но ему были важны личные впечатления. Потому к приезду пилота уже были готовы термос с крепчайшим кофе, настоящий шоколад и стопка чистой бумаги с запасом карандашей.
Но Голованову хватило одного взгляда на заплетающуюся походку Асташенкова, чтобы отодвинуть бумагу. Влив в разведчика весь термос, начштаба долго говорил с ним, делая быстрые пометки в блокноте. После разговора Асташенков заснул прямо на стуле.
Несмотря на очевидное нарушение, Голованов распорядился не будить, дав задание дежурным аккуратно перенести капитана на диван, подложить подушку и укрыть одеялом, по пробуждении холить и лелеять, кормить от пуза и напомнить о письменном отчете. Сам он сидел в кабинете и ждал расшифровки снимков.
Сказывалось напряжение последних часов, теперь и его накрывала сонливость.
Внезапно дверь распахнулась, и вместе с воздушным потоком туда ворвался Чкалов, излучая, несмотря на поздний час, энергию и оптимизм.
— Александр, приветствую тебя! Встретил Кожемяко. Орлы рвутся в бой. У ребят один вопрос, когда в дело. А как твои дела?
— Нормально. Расшифровки жду, будет только к утру.
— Это дело долгое. Знаешь, что, день завтра, вернее уже сегодня, тяжелый. Ложился бы ты спать. Да и я прилягу. Убедимся вскоре, что Рихтгофен лапшу нам на уши вешает.
— Пожалуй, ты прав.
— А то! Слушай меня, разнесем англичан в пух и прах.
Утреннее пробуждение было не столь приятным. Хотелось полежать еще. Но Голованов пересилил себя. Он выпил бодрящего чаю и без промедления пошел в фотолабораторию. К его удивлению, там уже сидел Чкалов, изучающий с олимпийским спокойствием разложенные перед ним снимки. Майор в белом халате, надетом прямо на военную форму, аккуратно указывал маленькой указкой на различные объекты и деловито растолковывал. Валерий что-то отвечал.
«Как же тебя зацепило», — весело подумал Голованов. Сдержанный Чкалов, всматривающийся в махонькие точки смазанных снимков, — это было редкое зрелище.