Выбрать главу

Хотя ответ уже был понятен, достаточно было взглянуть на бессмысленно-счастливую улыбку Кудрявцева.

— Что обошлось, дорогой камрад? — почти ласково спросил Самойлов, заходя на кухню. — Уж не рассказал ли тебе этот военно-морской водоплавающий казак какие-то государственные секреты?

— Обижаете, товарищ командир!

На этот раз широкой ухмылки не сдержал сам Рунге.

— О том, что сегодня с вами будет разбираться он, я узнал от Барона. Не забудьте, я лицо официальное, приписанное в числе прочего к его личному штабу. Я получаю от него инструкции и сообщаю обо всем увиденном и услышанном.

Он наконец-то справился с непослушной плитой, чайник зашумел, поначалу едва слышно, протяжным гулом, словно далеко взлетающий самолет.

— И коньяку в чай плесни! — крикнул из залы Кудрявцев. — Побольше!

— Непременно! — откликнулся Рунге и после секундной паузы, во время которой строил фразу, выдал без ошибок и почти без акцента. — В лучших военно-морских традициях!

— Во наловчился! — искренне восхитился Самойлов.

— Школа! — умилился Кудрявцев.

— Будем здоровы! — подытожил Рунге. Ему очень нравилось это выражение, емкое, красивое, исчерпывающее, и он употреблял его при любом удобном случае.

Чашек в доме у Кудрявцева не водилось, только граненые стаканы, видом и габаритами сходные с гильзами от малокалиберных снарядов. Чаю и коньяку в них умещалось немало. По первой порции выпили неспешно, в степенном и вдумчивом молчании. Кудрявцев все так же улыбался улыбкой абсолютного счастья, Самойлов был сдержаннее, но тоже походил на человека, выскочившего из падающей в пропасть машины.

Уже вернувший себе сдержанность и душевное равновесие Рунге разлил по второй порции, взглядом вопросительно указал на коньячную бутыль. Оба спутника синхронно кивнули, Рунге вновь щедро, не мелочась, плеснул в темно-коричневый чай золотистого ароматного «Алагеза» из неприкосновенного запаса хозяина квартиры.

И только после того, как и вторая доза была употреблена, он позволил себе многозначительный вопросительный взгляд.

— Ну, что тебе сказать, так, чтобы и Барона порадовать, и секретов не выдать… — протянул Самойлов. — В футбол играешь? — неожиданно спросил он.

Озадаченный Рунге кивнул.

— Ну, тогда проще, — сказал Петр Алексеевич. — Если просто и без подробностей, то сегодня нам всем выдали последнее предупреждение. Всем без исключения, и причастным, и просто поблизости присутствовавшим. Мы должны очень быстро сделать выводы и совершить великие деяния. Иначе… удалят с поля и выставят другую команду.

Рунге снова молча кивнул.

— В общем, у нас теперь, как у тех ребят, что отбивались в Сяолинвее, — подытожил Самойлов, — или победить, или… Такие вот дела.

Перед учеником и немцем Самойлов мог держать марку, но самому себе мог признаться откровенно, что сегодня ему было страшно. По-настоящему страшно.

Он уже привык регулярно бывать у Сталина по самым разнообразным вопросам, отчитываться и просто беседовать на сугубо профессиональные темы. От пиетета и понятной робости он давно избавился, быстро уловив ключевое требование и рабочий настой хозяина скромного кремлевского кабинета обставленного в зелено-голубых тонах, — только дела, только факты и никакой «воды». И упаси бог — врать и приукрашивать. Открыто лгать Сталину решались немногие, и Самойлов не знал никого, кому это удавалось бы достаточно долго. Петр Алексеевич всегда был безупречно честен, откровенен, не пытался раздуть заслуги, скрыв за ними неудачи. Как человек, приближенный к верхам власти, он достаточно хорошо знал, как и, главное, почему заканчивались карьеры больших чинов. Поэтому не без оснований посмеивался над страшными легендами о том, как провинившихся тащили на расстрел едва ли не прямо с совещаний.

Но теперь его ощутимо потряхивало нервной дрожью, а ладони холодели и покрывались липкой испариной.

Кабинет совещаний Вождя был обставлен, как и все его рабочие помещения, строго и функционально. Аккуратная, но до невозможности казенная мебель, сине-зеленое сукно столов, белые стены, матово-коричневый паркет. Ничего лишнего, никакой роскоши, кроме симпатичных светильников «под свечи», тянущихся через равные промежутки по стенам, отбрасывающих солнечных зайчиков.

Сегодня Сталин собрал все высшее руководство военно-воздушных сил, а также Хлынова и самого Жукова. Также в последний момент пригласили и Сарковского. Учитывая недавние и без преувеличения трагические события, плюшек и пряников не ждал никто.

Нервозность повисла в кабинете почти физически осязаемой пеленой. Полностью спокойным и безмятежным выглядел лишь Клементьев, да у него и были на то причины. Но даже при полном внешнем спокойствии на лице в его пальцах нервно танцевал карандаш, изредка едва слышно постукивая по полированной столешнице.