Распрощавшись с другом, какое-то время я грустно провожал взглядом его удаляющуюся фигуру, задумавшись о превратностях судьбы, лишивших ни в чем не повинного паренька семейного очага. Но постепенно переключился с этой темы на разговор с мамой, которая оживленно расспрашивала как прошел мой день. Прилежно пересказав ей свои школьные будни, я задал вопрос о ее работе, прекрасно зная, что мама всегда охотно взахлеб рассказывает о своих воспитанниках. В свое время, помнится, я даже обижался и ревновал из-за этого — пока меня не научили тому, что такое «эгоизм», «ответственность» и другие серьезные вещи, которых маленькие дети не понимают.
— О, мы делаем очень большие успехи! — как всегда, мама очень оживилась. — Маричка и Пин сегодня закончили изучать алфавит, скоро начнут писать. А видел бы ты, как они едят, молодцы просто! Еще месяц назад прямо зубами все хватали, а сейчас держат вилки с ножами так чинно, будто потомственные аристократы — смотреть любо-дорого. Я возлагаю на них большие надежды. Попомни мое слово, Димка, еще до следующей зимы им удастся найти свои семьи!
— А в этом году многих пристроили?
— Пятерых всего, — мама грустно понурила голову. — Каждый год удивляюсь, почему так мало людей изъявляют желание усыновлять или удочерять наших бедняжек. Это притом, Димитрис, что в наше время сорок два процента семейных пар не могут иметь собственных детей! Виной всему стереотипы. И дурные слухи, которые раздувают журналисты. А на самом деле многие из наших детишек намного умнее и добрее родившихся в цивилизации. Если окружить их любовью и теплом — они вырастут и раскроются прекрасными, словно цветы!..
После таких историй мне порой казалось, что мама вконец разочаруется и потеряет интерес к своей работе. Но Катерина Войцеховская была сделана из прочного теста. Она принимала неудачи и испытания стоически, а каждому успеху, даже самому маленькому — радовалась от всей души. В матери я видел яркий пример человека, который искренне верит в значимость и правильность того, что она делает.
Когда-то, во времена, которые я и не помню, мама была в Генераторном кем-то вроде врача-терапевта широкого профиля. Но в сфере терапевтики не прижилась. Как она сама однажды мне призналась: нервов не хватило. Она так и не смогла избавиться от дрожи и отвращения при виде гноящихся ран, безобразных опухолей и омертвевших тканей. А насмотреться на все это ей пришлось вдоволь: в те темные времена люди массово болели и мучительно умирали от лучевой болезни и рака, дети рождались в основном мертвыми или с серьезными отклонениями, а врачи-самоучки вроде моей мамы мало чем могли помочь, но не могли с этим и смириться.
В конце концов, когда самые худшие годы миновали, мама нашла свое призвание в работе в приюте для сирот в Олтенице. Приют был основан под патронажем всемирно известного международного благотворительного фонда новозеландского миллиардера Джейсона Хаберна, штаб-квартира которого находилась в Веллингтоне.
Наше селение было достаточно тесным, и я не мог не слышать, что болтали некоторые злые языки. Сплетники говорили, будто моя мама была скверным врачом и с радостью распрощалась с клятвой Гиппократа завидев на горизонте «непыльную работенку и хорошие денежки». Но я знал, что двигали мамой исключительно искренние убеждения и желание делать людям добро. Да и назвать ее работу «непыльной» мог лишь тот, кто не имеет о ней ни малейшего понятия.
В «центрах Хаберна» по всему миру несчастных детишек, найденных на пустошах (в те годы, кажется, как раз начали входить в обиход политкорректные термины вроде «нежилой территории», заменившие у взрослых просторечие «пустоши») пытались обучать и внедрять в цивилизацию. Несчастные, обездоленные детки, которых удалось отловить на просторах разрушенного мира, были подобны диким зверькам. Зачастую они не были знакомы ни с единым человеческим словом, привыкли питаться падалью и отбросами, тяжело болели и были облучены радиацией.
Центр Хаберна в Олтенице состоял из мужественного коллектива врачей, в основном психиатров, взявших на себя тяжкое бремя адаптации искалеченных чад к нормальной жизни. Своими трудами лекари сумели превратить в полноценных членов общества многих несчастных зверенышей. Правда, еще больше оказалось тех, с кем медиков постигли неудачи. Но, так или иначе, проделанная ими работа заслуживала искреннего восхищения.
Мама лишь горько усмехнулась, когда однажды я пересказал ей конспирологические теории, распускаемые на одном из веб-порталов, о том, что детей из центров Хаберна используют для трансплантации донорских органов и бесчеловечных медицинских экспериментов. «Когда делаешь добро от души — не ждешь ни от кого благодарности», — кажется, она ответила что-то такое.