Многих серьезно бесили подначки здоровенного арийца, и в конце второго месяца учебы это стало причиной скандального происшествия. Четверо курсантов, в числе которых Рон Дэвис (я уверен, именно он подзуживал остальных), договорились подкараулить Кенига после академии и устроить «темную». Что и попытались сделать. Одному он сломал руку, другому — три ребра, третьему — отбил почки, и лишь Дэвис, у которого хватило благоразумия держаться позади и не демонстрировать свои навыки джиу-джитсу, отделался синяками. Сам Кениг тоже не остался невредимым — ему поставили огромный фингал под глазом, поломали нос и рассекли обе брови. Разбитые лица и тем более руку в гипсе непросто было скрыть, и от служебного расследования, которое непременно окончилось бы чьим-то исключением, участников той дурацкой потасовки спасло лишь молчание и упрямое отрицание факта драки. Кениг мог бы с легкостью отомстить своим обидчикам, сдав их, но не стал делать этого, утверждая перед начальством с добродушной улыбкой на лице, что он всего лишь упал, возвращаясь домой пьяным из паба. Дэвис не показывался в академии две недели, опасаясь расправы, хоть Кениг попросил передать ему, что не станет тратить время на того, кто не смог одолеть его вместе с тремя друзьями.
— Что ж, — лейтенант Чанг-Су хитро улыбнулся. — Похожего, 105-ая группа сегодня одолевает.
— С нарушениями, лейтенант! Это было грязно! — вновь завелся Стюарт.
— Согласен. Применение запрещенных приемов является недопустимым, и не думайте, что достигнутый таким образом результат делает кому-то честь. В реальной жизни Кениг мог бы проломить череп какому-нибудь глупому подростку, который ввязался в уличные беспорядки из-за того, что родители уделяли ему недостаточно внимания. Этот парень умер бы на месте, а Кениг провел бы следующие восемь лет за решеткой, осужденный за убийство по неосторожности.
— Эй, я бы не стал бить ребенка, сэр! — возмутился Кениг.
— В горячке уличных беспорядков ты вряд ли распознал бы невинного ребенка в силуэте с лицом, закрытым балаклавой, который сжимает булыжник в руке, — произнес сержант Иванкович, который, как мы знали, имел опыт участие во множестве стычек с иммигрантами на границе Социальной линии, включая знаменитые массовые беспорядки в январе 2078-го, эпизоды которых я наблюдал из-за стен интерната.
— Сержант прав, — кивнул лейтенант. — Результат, достигнутый таким путем — это пиррова победа. Помните об этом. Итак. Только что мы наблюдали двух курсантов, которые еще ни разу не терпели поражение в наших поединках. Мне не хотелось бы, чтобы кто-либо из них задирал нос. И я знаю верный способ, как уменьшить число наших «непобедимых», по крайней мере, на одного.
Все курсанты затаили дыхание, вдруг осознав, что сейчас собирается сделать инструктор.
— О, черт, — прошептал кто-то. — Только не говорите, что…
— Войцеховский, Кениг, — лейтенант с улыбкой указал на центр круга. — Давайте посмотрим, кто из вас возьмет верх.
«Рано или поздно это должно было случиться», — подумал я, спокойно оглядывая развернувшуюся ко мне богатырскую фигуру соперника. Мне было известно, что Кениг был самым настоящим силачом. Он был выше меня на два дюйма, тяжелее на двадцать пять фунтов, шире в плечах больше чем на дюйм и, как я знал по совместным занятиям в тренажерном зале, жал от груди на сорок фунтов больше, чем я. Я не был уверен в своей способности отбиться голыми руками от четырех нападавших, а он уже сделал это однажды, устояв на ногах и сохранив полное спокойствие. Мне приходилось боксировать с людьми схожей комплекции и побеждать их, но в поединках на тонфах я еще не достиг такого мастерства, как в кулачном бое. Это, безусловно, будет сложнее, чем все семь боев, включая сегодняшний, которые я уже имел за плечами.
Перед началом поединка Кениг по-приятельски похлопал меня по плечу и уважительно кивнул, дав понять, что относится ко мне с симпатией, которая не уменьшится после того, как он побьет меня.
— Начали!
Как и надеялось большинство зрителей, поединок выдался зрелищным. Ни один из нас, тяжеловесов, не мог похвастаться большой скоростью, так что мы оба решили сделать акцент на силу удара. Напор Кенига был всего же сильнее, а я принял роль второго номера, дожидаясь моментов для контратак. Тактика казалась удачной, так как соперник был слишком большим, стойким и уверенным в себе, чтобы думать о защите. Наши М3А1 рассекали воздух, как лопасти вертолетов и ударялись с громким стуком, что немного напоминало старые фильмы про восточные единоборства.
Как и следовало ожидать, Кениг использовал свой любимый прием — ударил со всей силы. Я ожидал этого и блокировал удар, но он оказался настолько мощным, что мою руку с тонфой отбросило назад и ударило о защитный шлем. От вибрации в глазах помутнело. Я невольно сделал несколько шагов назад, хотя и знал, что после неразрешенного приема соперник не имеет права добивать меня.