И на их место пришло что-то другое.
«Скоро конец», — услышал я в своем ухе насмешливый шепот Локи. — «Ты ведь знаешь, что скоро конец. Чувствуешь, как жизнь покидает тебя?»
Голоса в голове легко перекрывали шум дождя. Доносились до барабанных перепонок так ясно, словно звучали внутри головы, как когда с тобой разговаривают через нанокоммуникатор, которого во мне сейчас не было и не могло быть. Я раздражённо помахал головой, будто надеясь, что это движение изгонит из головы посторонние шумы.
— Всё в порядке?
Этот голос, женский, звучал иначе. Он едва пробивался сквозь ливень. Донёсся откуда-то сзади, кажется. Но до моего сознания он долетал в виде приглушенного, едва слышного эхо. Звуки в голове были куда четче.
«Ты окажешься таким слабаком, триста двадцать четвертый?» — прозвучал у меня в голосе презрительный голос генерала Чхона. — «Напрасно, значит, я возлагал на тебя надежды? Это максимум, на что ты способен — вот так сдохнуть?»
— Пошёл ты! Ненавижу тебя! — закричал я в сердцах. — Я никогда не хотел выполнять твою грязную работу! Никогда не хотел убивать! Вы заставили меня!
«Так должно было быть, Димитрис», — грустно, даже как-то сочувственно отозвался голос Роберта Ленца. — «Таковым было твоё предназначение. Всё было решено ещё до твоего рождения. Заложено в генетическом коде. Володя с Катей с самого начала знали, как все будет. Я лишь напомнил, в нужный момент, что надо отдавать долги».
— Ты предал его! Предал! Это из-за тебя погибли мои родители! Всё из-за тебя!
«Они не были твоими биологическими родителями», — это снова был стальной голос Чхона. — «У тебя вообще не было биологических родителей. Дурак Войцеховский со своей женой знали, что никогда не смогут иметь здоровых детей. Потому и согласились выносить предложенный им эмбрион, выращенный в пробирке. Мутанта. Ты не был их ребенком, и не важно, что ты появился из утробы, а не из пробирки. Ты никогда им не принадлежал. Они согласились отдать тебя нам, когда наступит время. Заключили договор…»
— Это ложь! — слышал я крик, рвущийся у себя из груди
«Ты всего лишь искусственный генетический материал», — это был ледяной, бесстрастный голос доктора Брауна. — «Ты никогда не принадлежал себе. Ты вообще не должен был родиться. Ты — не человек, триста двадцать четвертый…».
— Димитрис! — женский голос, раздается позади.
Еще слабее, чем прежде. Кажется, этот голос мне знаком.
— Мама? — прошептали сами собой мои губы.
«Нет», — тихий, страшный, замогильный шепот прямо у меня в голове. — «Не надейся. Не надейся еще когда-нибудь ее услышать. Она горит в аду. И ты, ублюдок, несешь на себе ее проклятие!»
Прямо мне в лицо вдруг подул ледяной порыв ветра, плеснул в глаза дождевой водой. Я вздрогнул. Я откуда-то знал, что леденящий кровь голос принадлежит высушенной, худой, страшной, не похожей на человека старухе. Ее лицо было лицом мертвеца: со впалыми щеками, скалящимися зубами и торчащими костями. Но глаза… глаза, словно опалы, горели ослепительным, обжигающим душу пламенем.
— Кто ты? Что ты?! — закричал я, в панике вертясь по сторонам, но не услышал даже своего голоса.
Зато она услышала меня.
«Я — глас Его. Та, что возвещает неотвратимую Божью кару. Каждый будет жестоко покаран за свои грехи. Никто не избежит своей судьбы», — продолжала шептать старуха, которая была, должно быть, самой смертью, или кем-то невыразимо худшим.
Картинки перед моими глазами вдруг начали сменяться с нереалистичной быстротой. Я увидел мертвые руины Генераторного. Увидел свысока, глазами вороны, пролетающей над селением-призраком. Увидел обугленные останки сгоревшего Храма Скорби, окруженного заброшенными, покосившимися крестами. Увидел место, которого никогда прежде не видел: серые, потрескавшиеся стены здания, похожего на тюрьму, пропитанные безысходностью и страданием. Здание испускало смрадный дым печей крематория, в которых сжигали тела арестантов.
И тут над моей головой вдруг громогласно разразился гром.
«Никто не избежал своей участи», — не умолкал страшный голос. — «Никто из тех, кто сделал это со мной, предвестницей воли Его! Они все были покараны! Огонь забрал дома их, и черви давно пожрали их никчемные тела. Остался лишь ты. Она отослала своего выродка прочь, на край света, думая, что сможет его спасти. Будто от всеведущего ока можно укрыться. Будто у воли его, у гнева его, есть сроки и границы!»