— У меня есть пистолет, — ответил я, удивляясь, что мой голос звучит спокойно.
Я и правда долгое время не видел серьезной опасности. Верил, что рыщущие во мгле трусливые твари надеются, что мы ослабеем и упадем, но не рискнут напасть на нас живых, стоящих на ногах. Я совсем позабыл истории совсем противоположного толка, которые не раз слушал в детстве от людей, побывавших на пустошах, включая собственных родителей. А может, просто не хотел вспоминать.
Я понял, что наступил переломный момент, когда одна из бестий предстала на дороге прямо перед нами. Наверное, это был вожак стаи. А может быть, самая голодная или глупая из них. Я остановился. Предостерегающим жестом руки не позволил идти дальше Маричке, хоть она и так не собиралась.
Преградившая нам путь собака, глухо ворча, присматривалась к нам налитыми кровью глазами, будто оценивая. В ней было что-то от добермана, что-то, быть может, от овчарки, но сейчас, после многих поколений смешения крови, порода уже не имела значения. Дворняга была худой, как скелет, но жилистой, с сильными лапами, фута два в холке. Серая свалявшаяся шерсть на загривке стояла дыбом. В налитых кровью глазах можно было увидеть, как первозданный страх перед людьми, былыми владыками собачьего рода, отступает пред гораздо более сильным инстинктом, каковым была крайняя степень голода.
— Иди прочь! — прикрикнула Маричка, но ее хриплый голос предательски надломился, в нем даже глухой ощутил бы неуверенность и страх.
Наконец пес решился. Согнул лапы, готовясь к прыжку. Предупредительно зарычал, обнажив желтые клыки. Я почувствовал, что он вот-вот нападет. Но даже если я и ошибался, я не стал рисковать. Нас разделяло ярдов семь, не больше. Зажмурив левый глаз, чтобы слегка плывущая перед глазами картинка не мешала прицеливанию, я спустил курок. Больше всего боялся в этот момент, что промокшее, грязное оружие подведет. Но пистолет податливо отозвался на движение моего пальца чмокающим, исковерканным глушителем звуком выстрела. Пуля безжалостно ужалила животное, готовое ринуться на нас, заставив взвыть от боли. Я тут же выстрелил еще два раза, проводя стволом следом за начавшим метаться в агонии силуэтом. Увидел, как зверюга, с застывшим на морде оскалом, скручивается в конвульсии и утыкается простреленной головой в асфальт в нескольких шагах от нас.
Маричка вскрикнула, вздрогнула, тем самым слегка подбила мне прицел.
— Не дергайся! — рыкнул я, грубовато отталкивая ее прочь.
Подогнув колени, завертелся по сторонам с пистолетом наизготовку, ища новые цели. Краем глаза увидел, как смутные тени перемещаются в тумане. Не стал тратить попусту патроны — слишком неверными были цели.
— Они не уйдут, — прошептала девушка обреченно. — Слишком голодны.
Словно в подтверждение ее слов, со всех сторон от нас раздался протяжной вой. Душераздирающий мотив завела одна из дворняг, но тут же подхватили другие, и их голоса слились в жуткий призрачный хор.
— Их очень много, — встревоженно прошептал я. — У меня не хватит патронов!
Я точно знал, сколько осталось патронов. Семнадцать. Ведь я опустошил почти полный магазин, самое ценное, что у меня было, стреляя по призракам. Пустоши не прощают такого расточительства.
— Мы должны идти! — поторопил я Маричку. — Скорее!
Ощущение опасности обычно подстегивало меня, придавало сил. Но в той ситуации, когда я и так ощущал себя, словно выжатый лимон, и усилием воли заставлял себя делать каждый следующий шаг, я просто не мог двигаться быстрее. Хотя наш путь пролегал по равнинной местности, вдоль остатков асфальтированной дороги, двигались мы, по моим ощущениям, никак не быстрее трех миль в час.
Некоторое время собак не было видно. По звукам, которые я слышал, когда мы удалялись от трупа убитой шавки, я предположил, что остальная стая пирует останками своего собрата. У меня промелькнула надежда, что это каннибальское пиршество насытит всю стаю, а живое доказательство смертельной опасности, которую несут неудачно выбранные жертвы, удержит псов от дальнейшего преследования.
Но надежда не оправдалась. Очень скоро стая нагнала нас. Настырно увязалась следом, поначалу осторожничая, редко показываясь из тумана, то с одной стороны, то с другой, но неумолимо сокращая расстояние, изматывая нас, провоцируя, расшатывая нервы.
Три-четыре раза голодные псы теряли бдительность и приближались настолько, что мне удавалось навести на какого-то из них прицел и выстрелить, ненадолго замерев. Как минимум дважды выстрелы заканчивались жалобным поскуливанием и топотом множества быстро удаляющихся лап. Однако, стоило мне решить, что я избавился от них, как в тумане слева или справа вновь раздавались оживленная возня и приглушенный рык.