— Хочешь пойти туда? — прошептала Маричка из-за спины, кивнув в сторону душевой.
— Нет, — покачал головой я. — Там ничего нет.
Я повернул лучик фонарика в сторону лестницы, ведущей наверх. Перила были сломаны, но сами ступени уцелели.
— Идем наверх, — решился я.
§ 65
Никогда не думал, что наша квартира так хорошо сохранилась. Нет, конечно, я десятки раз бродил по родным местам во сне. Но, задумываясь о них наяву, я почему-то всегда был уверен, что на месте нашего дома остались одни лишь руины. А оказывается, война как таковая практически не затронула его. Квартира была опустошена и подчистую разграблена, но не более того. Замок на двери был выломан, сама дверь распахнута, стёкла на окнах выбиты, всё ценное вынесено мародёрами. Между тем, квартира сохранила до боли знакомые мне очертания.
Кинув рюкзаки у входа и медленно пройдя по коридору, я заглянул в свою комнату. Здесь не было ни моей кровати, ни письменного стола со стулом, ни комода, ни этажерки — сделанная из дерева, мебель могла сгодиться если не по прямому назначению, то в качестве дров. То, что не тронули мародеры, уничтожила суровая погода, от которой дом больше не был защищен — морозы, ветра и влажность. На месте моей кровати валялся старый матрас, пострадавший от влаги и изъеденный крысами, и остатки мехового прикроватного коврика. Я разглядел обрывки плаката, посвященного космической миссии «Одиссея», который прежде висел над моей кроватью. На полу в углу комнаты валялся поломанный настольный светильник без лампочки. В другом углу лежала ручная гантель. Из стены, за которой находилась печка, по-прежнему торчали крюки, на которых прежде висела одежда и связки рамок с семейными фотографиями.
Среди слоя мусора на полу виднелось нечто такое, что могло быть фотографией, которую кто-то вынул из деревянной рамки, но не счел нужным забрать, а лишь скомкал и бросил на пол. По стечению обстоятельств ветер не выдул ее в открытое окно. Однако от мороза и влажности в лишенном окон помещении фото просто разлезлось. Впрочем, я вдруг вспомнил, что могло быть на ней изображено. Если бы я способен был поднять фотографию и отереть ее от пыли, я мог бы увидеть девятилетнего себя с мамой и папой на фоне искусственной новогодней елки, установленной перед зданием поселковой администрации в честь наступления 2070-го года. Под громоздкими шапками-ушанками виднелись раскрасневшиеся лица, на каждом из которых была улыбка…
— У тебя была такая прекрасная комната! — с сожалением прошептала Маричка, заглядывая мне через плечо. — Я так мечтала о такой, когда была тут!
В комнате родителей было так же пусто и заброшенно. То же самое — на кухне. Мародеры не потрудились вытащить громоздкие стиральную машину и холодильник, так что они по-прежнему ржавели на своих местах, как и раковина. Шкафчики и полки, где прежде хранилась кухонная утварь, разломали ради дерева, из которого они были сделаны, а вот посуда, в большинстве своем, валялась на полу в виде осколков стекла и керамики. Глянув на один из гвоздиков, вбитых в стены, я вспомнил, что здесь прежде тоже были фотографии. На тех фотографиях были изображены красивые пейзажи, природа из Старого мира. Мама очень любила такие фото.
Пока я стоял посреди кухни, Маричка остановилась за моей спиной и молчала, лишь изредка покашливая. Видимо, решила дать мне время на воспоминания.
— Ты возвращалась когда-нибудь туда? — спросил я много минут спустя. — В квартиру своих приёмных родителей?
— Нет, — ответила она. — Однажды, много лет спустя, когда меня уже выпустили, я забрела туда, но там висел замок. Похоже, там живут сейчас другие люди.
В тот момент я не обратил внимание на слово «выпустили», но оно незаметно осело где-то в глубинах моей памяти, рядом с воспоминанием Марички о злой дворничке в Олтеница, которая допытывалась, что девочка делает около покинутого центра Хаберна.
— Это, в принципе, не важно, — продолжила девушка грустно. — То место не успело стать мне настоящим домом, как тот, что был у тебя. Я даже не представляю себе, каково это — иметь настоящий дом. Место, где тебя любят и ждут. В настоящем доме, таком как ваш, витает особенная атмосфера…… ее… кхе-кхе-кхе… извини… ее сложно передать словами.
— Да, — кивнул я, и с удивлением услышал в своем голосе печаль. — Настоящий дом был у меня лишь здесь, в этой квартире. Позже я жил в местах, которые были даже комфортнее, но… духа, о котором ты говоришь, там никогда не было. Я не умею его создавать.