— Что-то не особо верится. А даже если и так — это лишь означает, что у вас там умеют грамотно вести войну. Война — грязное дело. Если на десять селений, вырезанных евразийцами, приходится одно разоренное «оборотнями» — это ничего не меняет в масштабах войны.
— Но зачем вообще нужны «оборотни», если можно просто освещать в новостях террор, который реально ведут евразийцы?! — хлопнув ладонью о стол, пьяным голосом спросил я у Джерома и в то же время у самого себя. — Скажи мне!
— Э-э-э, Димон, так они же там не дураки! — усмехнулся тот. — Они следов не оставляют! У них махина ничуть не хуже вашей работает! Так что ты, это самое…
— А я и не это… просто… — я вдруг почувствовал, что стол передо мной не стоит на месте, а слегка пошатывается. — … просто… черт… я наклюкался, кажется.
— А то. Это, парень, казачья мощь, не какая-нибудь там водичка! Тут закалка нужна! Вот меня самогон уже не берет, разве что со второго бутля! — самодовольно усмехнулся раскрасневшийся Джером, опрокинув локтем банку с соленьями. — Эх, лады. Вижу, что ты уже носом клюешь. Давай позову Ванду, она тебе покажет дорогу к палатке. Ванда! Ты там где?!
Помню как мы с Джеромом обнимались и он бормотал мне что-то о дружбе, а вот дорогу к палатке и тихий голос ведущей меня Ванды помню уже довольно смутно. Лишь тяжко завалившись на бок в темном душном помещении, я пришел в себя, вдруг осознав, что я тут не один.
§ 73
— Димитрис? — в темноте донесся сонный голос Марички. — Я думала, ты сегодня уже не придешь. С тобой все в порядке?
— Голова ходуном ходит.
— Тебе разве можно было столько пить после твоих ранений?
— Я вообще-то не пью… просто… просто я сегодня, кажется, заново родился.
Сам не заметил, как начал нести какую-то ахинею.
— Нет, серьезно! Ты просто не представляешь себе, как это. Этот день совсем не похож на другие. Я ничего такого не чувствовал уже год. А может, и много лет. Я вообще уже очень давно ничего не чувствовал.
— Это из-за того, что ты едва не погиб. После таких событий люди говорят, что рождаются заново, — попыталась объяснить мои чувства Маричка.
— Нет, нет, дело не в этом! — рассмеялся я. — Все дело в «Валькирии». Во мне ее осталось совсем мало, Маричка. Она отпустила меня. Но ее нехватка еще не настолько острая, чтобы ломка затуманивала рассудок. Это как попасть в глаз торнадо. Понимаешь, о чем я?
— Не уверена.
— Как будто оковы, сковывающие мое тело и мой разум, временно сняли. Как будто Легион решил дать мне выходной. Настоящий выходной! Но всего один. Это все ненадолго. Я понимаю, что это скоро закончится. Я знаю что будет потом. И я просто в отчаянии, Маричка. Потому что я больше не хочу, не хочу обратно! Но я просто не знаю как выбраться!
— Димитрис, ты слишком возбужден, выпил лишнего. Тебе лучше поспать, — ласково прошептала девушка, и я почувствовал, как она осторожно и нежно гладит меня по предплечью.
— Поспать? — горько усмехнулся я, мечтательно посмотрев на потолок палатки. — Ты предлагаешь мне проспать эти минуты? Ты разве не понимаешь, что это, может быть, мой последний шанс почувствовать себя человеком? Побыть собой настоящим! Понимаешь, Маричка?! А дальше… дальше будет только боль…
— Я не понимаю, о чем ты, — кажется, что-то в моем голосе ее слегка испугало. — Если ты не хочешь возвращаться к людям, которые послали тебе сюда — ты не обязан. Никто не найдет тебя здесь. Ты можешь, если хочешь, начать все заново.
— Нет, Маричка. Не могу. «Валькирия». Я не смогу жить без нее. Я уже пробовал. Я знаю, что будет. Мне нужна будет доза. Если я не приму ее — мне конец.
— Ты говоришь о наркотиках? Я знаю что такое наркотики. Я знала людей, которые принимали героин. Я слышала, что от наркотической зависимости можно избавиться. Софья, здешний врач, поможет тебе.
— Нет. Мне никто не поможет, Маричка. Зависимость от «Валькирии» во много раз сильнее, чем от героина. Дело даже не в том, что я не смогу удержаться. Воздержание просто убьет меня.
— Ты говоришь о том самом препарате, который ты вколол себе тем утром? После которого ты много часов греб, как заведенный? — приподнявшись на локте и заглянув мне в глаза, переспросила девушка, нахмурившись.
— Да. Это была предпоследняя доза. Она была нужна мне, чтобы оставаться на ногах, несмотря на отравление ядом. Последнюю дозу я принял, когда нам повстречались евразийцы. «Валькирия» дала мне сил, чтобы одолеть их. Она делает человека намного более сильным и ловким, нечувствительным к боли, бесстрашным и бесчувственным. Но его прием нельзя прекращать. Я много месяцев потратил, чтобы уменьшить свою дозу. Но слезть с него совсем — наверное, невозможно.