— По двум упомянутым эпизодам есть неоспоримые доказательства, включая фактически твое признание. Речь идет о соучастии в убийстве более чем 60 человек в мирное время, большинство из которых совершены в момент, когда ты официально не работал даже в ЧВК. Перевести вину на других, в особенности на тех, кто до сих пор нам кажется призраками, в таком деле не выйдет. За такое тебе светит высшая мера, с перспективой замены на пожизненное заключение. Дело может быть передано на рассмотрение трибунала хоть завтра, и обвинительный приговор будет вынесен в течение пары месяцев. Уверена, ты и сам это отлично понимаешь.
Я почувствовал, как мои кулаки сжимаются. Миллер же невозмутимо продолжила:
— Мы как сторона обвинения согласны сделать самое большее, что можем в такой ситуации, дабы помочь тебе — сосредоточить внимание трибунала на всех смягчающих обстоятельствах. В том числе и на том, что ты, вероятно, действовал под влиянием других лиц, которыми ты был введен в заблуждение насчет того, что их приказы якобы отдаются в интересах Содружества. В порядке исключения из исключений мы попросим для тебя не пожизненное, а просто достаточный срок заключения, который окончится еще до твоей старости. Приговор против тебя во многом предопределит и судьбу тех, чьи указания ты выполнял. Как только этот Чхон, кем бы он ни был, будет обнаружен, он последует за тобой. Причем ему будет светить высшая мера без альтернатив.
— Само собой, от тебя также потребуется ряд заявлений, — поспешил добавить Лоусон. — Ты должен будешь отвергнуть любые инсинуации, направленные против Содружества. Публично признаешь, что твои действия не были санкционированы никем из представителей Содружества, а ты был лишь введен на этот счет в заблуждение людьми из ЧВК. Мы не можем допустить, чтобы в такое сложное для нашего государства время твои разоблачения продолжали безбожно искажаться и эксплуатироваться врагами Содружества для того, чтобы порочить Протектора и других высших официальных лиц.
— Ясно, — кивнул я спокойно, все еще сдерживая эмоции. — Все ясно. В общем, мне нужно сесть на лет двадцать — тридцать, где-то так?
— Ну нет. Думаю, это может быть лет пятнадцать. А при образцовом поведении, кто знает, может, и десять, — заметил Лоусон, переглянувшись с Миллер, и та кивнула.
— Угу, — кивнул я так же сдержанно. — И нужно будет сделать пару публичных заявлений в защиту Содружества и Протектора. А, если вы когда-нибудь доберетесь до Чхона, Гаррисона и остальной компашки — то они сядут пожизненно, а может, и вовсе получат высшую меру. Так?
— Безусловно, — кивнул Лоусон.
— Хм, — я поджал губы, вопросительно посмотрел по очереди на следователей. — Заманчивое предложение, да?
— На мой взгляд, очень даже, — заметил Долотов.
— Лучшее, какое может быть в такой ситуации, — кивнул Мэдисон глубокомысленно.
— По-моему, тут и думать не о чем, — категорически заявил Лоусон.
Промолчала лишь Миллер.
Я держал паузу, наверное, еще с минуту, переводя взгляд с одного на другого, прежде чем терпение наконец покинуло меня — и я разразился хохотом, который показался странным и чужеродным на фоне тишины по ту сторону помещения.
— Да вы что, серьезно?! — проговорил я сквозь смех, в сердцах захлопывая папку с текстом подозрения и отодвигая ее прочь. — Знаете, что, ребята?! Думаете, у вас это пройдет?! Повесить на меня всех собак и закрыть дело?! Думаете, народ это проглотит?!
— Димитрис, — начал было Мэдисон, тяжело вздохнув.
Но я не позволил ему встрять.
— За 30 дней вы не задержали ни одного человека, о преступлениях которых я сообщил! Ни одного! Все, что вы сделали — это настрочили на меня эти 100 сраных страниц! Думаете, я поверю, что вы упустили Окифору и остальных случайно?! Вы правда думаете, что я такой сказочный идиот?! Что я подпишусь под этим дерьмом?!
Тут уж встрял Нильсен.
— Войцеховский, этот документ — сжатое текстовое выражение того, о чем ты сам прокричал публично еще 30-го сентября, в студии шоу Барри Гоффмана. Если ты не согласен с какими-то деталями — адресуй это в своих пояснениях. Адвокат, от которого ты отказался, мог бы тебе с этим помочь…
— Да пошел ты вместе со своим адвокатом!
— Войцеховский, эмоциями ты не изменишь фактов, — терпеливо и назидательно заговорил Лоусон, принимая инициативу на себя. — Я вижу, ты нафантазировал себе сценарий, по которому выйдешь отсюда триумфатором, чистым от любых обвинений, прямиком в объятия своей любовницы. Не знаю, чем ты думал, когда решил, что такое возможно. Но тебе пора перестать беситься от того, что все идет не по этому сказочному плану.