— Согласно закону, обвинительный приговор особого военно-гражданского трибунала, которым не предусмотрена высшая мера наказания, подлежит немедленному приведению в исполнение независимо от обжалования, — продолжил бесстрастно глаголеть судья. — Осужденный будет немедленно доправлен в место отбывания наказания — колонию максимально строгого режима № 1.
При слове «колония № 1» я едва удержался от того, чтобы вздрогнуть. По лицу Лоусона, который смотрел прямо на меня, промелькнула мрачная усмешка. Миллер, напротив, встрепенулась, и скосила на своего босса несколько ошарашенный взгляд. Но в этот момент мне было все равно, что происходит сейчас у нее в голове. Это было уже не важно.
В памяти всплыли картины из горящего Пожарево: объятые пламенем люди, выбегающие из подожженных зданий; изуверская ухмылка Локи, когда он кладет руки на плечи маленькой девочки; холодные глаза капрала Эллоя, когда он колотил плачущую женщину по имени Гергана головой о стену.
Заслуживал ли я провести остаток своих дней в чистилище на Земле, самой худшей тюрьме из когда-либо построенных, из-за того, что я был причастен к этому кошмару? Может быть, и заслуживал. Но уж точно в меньшей степени, чем Чхон, и те, кто отдавал ему приказ. А расплачиваться за все предстоит лишь мне одному.
«Как вообще можно было быть таким наивным идеалистом, таким ребенком, таким идиотом?» — подумал я с горечью и злостью на себя. — «Тебе тридцать четыре года. Ты прошел огонь, воду и медные трубы. Работал пять лет в полиции. Как же ты с самого начала не понял, что тебя просто сделают козлом отпущения?!»
Перед моими глазами Миллер и ее помощница собирали вещи, готовясь покинуть «зону 71». Уже завтра они будут заниматься каким-нибудь другим делом, а обо мне забудут — я стану всего лишь еще одной циферкой в их отчетности. При мысли об этом я не мог удержаться от злости.
«Ни один из мерзавцев, которые действительно виновны, дела которых ты вскрыл, как гнойник, перед лицом всего мира, не наказан! Они сидят сейчас где-то в тепленьком местечке и ржут над тобой! Так называемое «правосудие», которому ты доверился, просто поиздевалось над тобой и над всеми, кто на него надеялся!» — продолжал беспощадно хлестать меня по щекам внутренний голос. — «Ты — обыкновенный болван, которого отправили умирать в чертово чистилище! А когда ты сдохнешь, а это произойдет скоро, дела против Чхона и остальных — просто спустят на тормозах! Обрадовался, когда узнал, что ублюдка Окифору отстранили с должности?! Повелся на этот дешевый развод для лохов? Да уж, «большая победа»! Танцы, пляски, фанфары! Обыкновенное лицемерие! Он, как и другие, дождется, когда буря утихнет, и доживет остаток своих дней в спокойствии и достатке, и никогда не ответит за то, что сделали!»
Мне нечего было ответить этому внутреннему голосу. Моя глупая вера в то, что люди, перед которыми я выступил в телеэфире, не позволят моему процессу превратиться в пустую формальность, оказалась наивной фантазией. Я понятия не имел, что происходило в мире эти 3 месяца. Люди, возможно, уже и не помнят, кто я такой. Быть может, все протесты уже подавлены на корню, или рассосались сами. Быть может, Патридж уже победил всех своих противников, или напротив, заключил с Консорциумом «мировую», одно из условий которой — объединить усилия, чтобы похоронить правду о войне, к которой все они одинаково причастны.
Мне стоило послушать Мей. Стоило сбежать к евразийцам и пытаться повлиять на ситуацию в Содружестве извне. Может, стоило послушаться сенатора Фламини, и спрятаться в какой-то дыре на пустошах, где меня никто не найдет. А может, мне стоило послушать Клаудию, Лейлу и Джерома, примкнуть к Сопротивлению и сражаться против несправедливости с оружием в руках. Но теперь уже поздно. Я сделал свою ставку. И, похоже, проиграл.
— Рассмотрение дела объявляется законченным, — провозгласил судья.
§ 46
Я ожидал, что меня отправят в колонию на № 1 немедленно. Но из зала для заседаний меня доставили обратно в «родную» камеру.
— Будь готов через час! — предупредил меня человек из G-3, заперев решетку, и добавил голосом, в котором не доставало разве что совсем чуть-чуть до человечности: — В душ будет подана вода. Поплескайся напоследок!
За неимением вещей, которые мне стоило собирать, я просто присел на пол около койки, и, оперев затылок о прохладную стену, устало прикрыл веки. Так я просидел минут пять, не меньше, пока не услышал обращенный ко мне голос:
— Войцеховский.
Открыв глаза и недоверчиво повернувшись к решетке, я увидел Миллер. Спецпрокурор стояла, опершись о стену, около камеры. У ее стальных глаз, скрывающихся под очками, было странное выражение, смысл которого было сложно прочесть. За эти три месяца она стала первой, не считая тюремщиков из отряда G-3, кто явился к моей камере. Так что в другой ситуации это событие взбудоражило меня. Но сейчас, выслушав свой приговор, я был слишком психологически измождён, чтобы задумываться о цели и смысле ее визита.