— Он 60 человек укокошил?! — пролепетал он.
— Ша! — напустился на него дюжий латиноамериканец. — Ты кто ваще, мля, такой, ушлепок, чтобы свою пасть без спросу разевать?!
— Прости, Матео, — испуганно склонил голову тот.
— Для тебя я «босс», вошь поднарная!
— Прости, босс, — еще более покорно пролепетал он, явно уже успев отведать гнева Матео.
Мужик по имени Матео вновь повернулся ко мне и недоверчиво спросил:
— На тебе 60 жмуров висит? Не звездишь?
— Столько повесили. Хоть большинство из них убил не я.
— Ну уж парочку, судя по роже, ты уж точно ухайдокал, — ухмыльнулся собеседник.
Вздохнув, я вынужден был признать:
— Не знаю точно, сколько. Но то была война.
При слове «война» выражение лица зэка неуловимо изменилось.
— Миротворец? — переспросил он.
— Частник.
Выражение лица изменилось ещё раз. Я заметил, что его мышцы чуть расслабились.
— Первый срок мотаешь?
— Типа того.
Матео понимающе кивнул, тем самым, кажется, признавая меня за равного.
— Советую держаться меня. Я здесь за главного. Вместе с парочкой толковых ребят мы сможем легко держать в узде всех этих утырков. Как попадем на зону, и пока не выберемся оттуда — шохи будут вкалывать за нас, как проклятые. А мы будем курить, плеваться в потолок и думать над тем, как поскорее свалить из этой дыры. Если на нас кто-то тявкнет — убьем нахер. Здесь это так работает. Поверь, я знаю.
Я не успел ответить — услышал неподалеку тихий хохот. Повернувшись к его источнику, я увидел пожилого мужчину, на вид за шестьдесят, заросшего и чумазого как бомж. В его глазах, которые очень заметно косили, читался огонек безумия, который, видимо, и послужил одной из причин его попадания сюда.
Матео нахмурился и обернул к смеющемуся взгляд налитых кровью глаз.
— Ты чего там ржешь, старый хер?! Я что-то смешное сказал?! — спросил он, прищуриваясь.
Сделав несколько шагов в сторону мужичка, он добавил:
— Между прочим, когда я говорил о «шохах», я имел в виду и таких, как ты. Да-да, ты, дедуля, будешь у меня шестеркой. Захочу — буду тебя трахать куда мне вздумается, а ты и слова мне не скажешь. Вот тогда и поржем. Усек?
Не замечая, казалось, что его в любую секунду начнут жестоко бить, мужичок в ответ на угрозу лишь еще шире усмехнулся.
— Ты хоть знаешь, куда мы направимся с часу на час, «босс»? — переспросил он. — Думаешь, там тоже будешь «боссом»? Ну валяй! Недолго успеешь покомандовать, пока мы все не передохнем!
— Ты, может, и сдохнешь. А я подыхать не собираюсь, — презрительно осклабился Матео.
— «Чистилище» — не обычная тюрьма, — продолжая хихикать, поведал дедок. — Там нет блатных. Их начальнику плевать, каким большим цабе ты был на воле или на других зонах. Ему не нужно от тебя ничего. Не нужны твои бабки. Не страшны твои друзяки-бандюки на воле. Он лишь одного хочет. Чтобы каждый, кто попал туда, страдал — от самого начала и до самого конца.
Странно, но от этих спокойных слов пробрала дрожь. И, видимо, не одного меня.
— А тебе почем знать, бомжара?! — напустился на него бородатый верзила, жаловавшийся на холод, который, как оказалось, прислушивался к разговору.
— Наверное, он умеет читать, — вдруг произнес молчавший до этого заключенный, сидящий в углу.
Этому было под сорок, и он был одним из немногих, кто внешностью не был похож на преступника. Это был брюнет среднего роста и обычного сложения, с землистого цвета кожей, с грустным лицом, густой щетиной на впалых щеках и черными кругами под глазами, словно от длительной бессонницы. Впрочем, внешность часто бывала обманчива. Это мог быть обыватель, укокошивший жену во время пьяной ссоры, а на утро ужаснувшийся содеянному, но получивший суровый приговор в назидание другим. А мог быть и маньяк, который в свободное от своей скучной работы время душил школьниц, а их тела расчленял, напевая под нос веселую песенку.
Ещё со времен в полиции я знал, что уголовники, обычно необразованные, вышедшие из низов, крайне негативно реагируют на намеки на интеллектуальное превосходство над ними превосходство, и в ответ не медлят продемонстрировать превосходство физическое.
Глаза увальня опасно сузились, и он сделал пару шагов в сторону объекта своей злости.